Чужая кассета - [5]

— Ну и что? — сухо спросила Вика.

— Ничего… — смутился Костя. — Просто сейчас Ирка моего звонка ждет, так я решил тебя предупредить на всякий случай. Все-таки мы одноклассники с тобой, и живем… — он хихикнул. — рядом…

— Да мне-то что. кому Игорь свои записи отдает? — сказала Вика и даже сама удивилась, как спокойно, без всякого принуждения говорит она.

— Мне Ирка сказала, что эти записи твои, то есть ее… — несколько озадаченно проговорил Костя. — А я откуда знаю, чьи записи Игорь отдал? Я просто посоветовать хотел, что если искать будешь, то эти записи у одного парня можно купить. Он в парке, знаешь, там старые телефонные будки стоят, бывает. Червонец за запись берет, ну и еще — что сама кассета стоит, конечно.

— Спасибо! — сказала Вика, вложив в это слово всю иронию, на которую она была способна сейчас. — У меня Иркины записи дома лежат. Так что сама могу переписать тебе, если хочешь. И даже забесплатно, вот!

— Да ладно уж, чего ты… — проговорил Костя и торопливо повесил трубку.

Вика купила две пленки с записями «Теле-У» на пустырьке возле парка. Здесь, под черными деревьями, стояли телефонные будки с выбитыми стеклами. Откуда-то из-за их облезающей красноты вынырнул паренек, про которого, наверное, и рассказывал Костя.

— Записями интересуешься? — оглядываясь по сторонам, спросил он.

— «Теле-У» есть?

— Найдется… — паренек снова оглянулся по сторонам. — Слушать будешь?

— Зачем?!

— Правильно! — сказал парень. — Незачем! У меня — фирма. Монета с собой?

— Ага…

— Тогда держи. Тридцать копеек с тебя.

— Сколько?!

— Тридцать рублей, дура! — рассердился парень и, выхватив у Вики деньги, торопливо скрылся за будками, словно его и не было.

Вика сразу направилась к Ирке.

Проходя мимо гипсового бегуна, который по-прежнему отрешенно бежал куда-то. Вика подумала, что вот отдаст она Ирке эти чужие кассеты, докажет, что никого не обманывала она и не Игорь поссорился с ней, а она сама с ним, и будет дальше жить. Теперь уже одна, без Иркиных записей, без Игоря, без…

Ирка сама открыла дверь, но в квартиру Вику не впустила.

— У меня гости… — сказала она.

— Ты извини… — сказала Вика — Я никак выбраться не могла. Вот… — она торопливо расстегнула портфель и вытащила кассеты. — Принесла…

— Что это за кассеты?! — удивленно спросила Ирка.

— Как что? Которые ты мне давала… Записи «Теле-У».

— Которые я тебе давала, мне Игорь сам принес!

— Как принес?!

— Так! — сказала Ирка и захлопнула дверь.

Сжимая в руке ненужные теперь кассеты, на которые так трудно было выпросить деньги у матери. Вика поплелась домой.

— Ты эти кассеты и купила? — спросила мать. Она услышала щелчок замка и вышла в коридор встретить дочку.

— Эти…

— Господи… — мать повертела в руках кассеты — И это тридцать рублей стоит? Дай хоть послушать твою тридцатирублевую музыку…

— Послушай… — Вике было теперь все равно. Хочет мать слушать записи «Теле-У». пускай слушает. Лично она. Вика, теперь ни за какими записями бегать не будет…

Вика стащила с себя пальто, потом прошла в комнату и кинула в угол портфель. Мать между тем уже вставила в магнитофон кассету. И вот щелкнуло в динамике и разлился по комнате голос певицы:

Ромашки спрятались, поникли лютики,

Вода холодная в реке бежит…

Зачем вы, девушки, красивых любите?

Одно страдание от той любви…

— Что это? — мать удивленно обернулась к Вике. — Это теперь и называется «Теле-У»? За это ты и платила тридцать рублей?!

Вика уже сообразила, что тот парень, возникший из-за облезлых телефонных будок и так же бесследно пропавший за ними, обманул ее… Впрочем, какое это имело значение сейчас? Все равно ведь Игорь отнес Ирке кассеты. Небось он и сидел сейчас у Ирки, раз Ирка не пустила ее. Впрочем, это тоже не имело теперь уже никакого значения… Просто обидно, обидно, что все теперь знают, что это он поссорился с Викой, все знают, что Вика самая последняя лгушка… Все знают об этом…

— Нет! — возмущенно сказала мать. — Нет! Мы сейчас пойдем туда, где ты покупала эти пленки, и я покажу, как обманывать людей. Пошли!

— Не надо… — попросила Вика, удерживая ее на диване. — Не надо, мама… Посиди… Послушаем…

Сняла решительно пиджак наброшенный…

Казаться гордою — хватило сил.

Ему сказала я: «Всего хорошего…»

А он прощения не попросил… —

звучал, тоскуя, в комнате голос певицы.