Маркос Рамирес - [26]
Позднее, оставшись на второй год в четвертом классе и сгорая от желания пойти в воскресенье в кино, я превратился в торгового агента моих друзей-мальчишек, покупавших на фабрике большие коробки карамели с тем, чтобы продать их в розницу и нажить на этом деле несколько колонов. За бесплатный билет на галерку кинотеатра «Модерно» я взялся продать коробку карамели из расчета: пара — за пять и пяток — за десять сентаво. Продав четыре карамельки по пять сентаво пара, я тут же съедал «заработанную» пятую, уверяя после, что продал, дескать, пять карамелек по десять сентаво за пятерку. Так я распродавал всю коробку и вдоволь лакомился сам. Благодаря этому мне удалось посмотреть серию кинофильмов «Лев сьерры»[31] и другие приключенческие картины, которыми страстно увлекалась детвора моего времени.
Ребята из ватаги «Ла венседора», названной так в честь лавчонки, близ которой мы обычно собирались, заслужили славу отважных бойцов. Немало побед мы одержали над ребятами других предместий, о некоторых боях слухи распространились повсюду. Наша «армия» была относительно небольшая — в строю числилось всего около шестидесяти бойцов, — но среди них выделялись такие сильные и физически развитые, как, например, оба Мадрисы — Рыжий и Толстяк, Туземец-Месэн и другие, почти настоящие мужчины, только случайно ходившие еще в коротких штанишках. Из этих ребят сформировался штаб. Это они возглавляли все атаки, показывая нам пример героизма и самоотверженности. В других ватагах также были взрослые и храбрые парни, но когда наша маленькая армия, вооруженная палками, рогатками и камнями, с криком «Да здравствует „Ла венседора“!» бросалась на штурм, невозможно было сдержать ее натиск. В рядах этой доблестной армии сражался и я со всем присущим мне пылом, увлекаемый кипучим воображением и вдохновленный подвигами пиратов из романов Сальгари и приключениями Буффало Билля[32].
Однажды ночью я с остальными парнями принял участие в самой ужасной, кровопролитной и чудовищной битве мальчишек, какую когда-либо знавали века, битве, в которой наша сторона понесла огромные потери, но сражалась героически и самоотверженно, увенчав себя неувядаемой славой.
Началось с того, что ребята из квартала Ла Мерсед — а их, кстати сказать, было немало — ожидали ночью атаки со стороны самых сплоченных и воинственных дружин из обширного и густонаселенного предместья Пасо де ла Вака — Коровьего брода. Опасаясь поражения, мерседцы направили к нам делегацию с просьбой о помощи и предложили вместе защищать площадь Ла Мерсед. Мы впервые принимали участие в обороне укрепленного пункта — нам еще никогда не случалось отражать атаки врага в нашем районе: обычно мы первыми нападали на позиции противника, а если тот пытался перехватить инициативу, наш штаб засылал разведчиков, чтобы разузнать, где продвигаются неприятельские части, и мы тотчас выходили им навстречу и в любом месте вступали в схватку. Внезапность нападения давала нам несомненное преимущество, а кроме того, сражение происходило далеко от родительского глаза — обстоятельство немаловажное для всех нас.
Ровно в шесть вечера наш отряд уже был построен возле угловой лавки «Ла венседора», и командиры произвели строгий и тщательный осмотр оружия. Каждому бойцу полагалось явиться с толстой палкой кофейного дерева и вместительной сумкой, полной камней такой величины, чтобы их можно было забрасывать метров на пятьдесят; кроме того, карманы набивались круглыми камешками для грозных рогаток, которые мы носили заткнутыми за пояс. Это оружие применялось для обороны или нападения на большом расстоянии и для некоторых партизанских операций. Руководителем партизан — вольных стрелков был знаменитый Левша-Родригес, самый ловкий рогаточник, успехи которого были известны на улицах чуть ли не всех предместий столицы.
Несколько минут спустя армия выступила в поход, четко отбивая шаг и пролагая себе путь среди малышей нашего предместья. Вместе со своими маленькими соседями из Санта-Лусиа они бурно приветствовали доблестное воинство и с криками «Да здравствует „Ла венседора“!» добежали до угла, где Туземец-Месэн, наш главнокомандующий, строго и решительно потребовал, чтобы все провожающие вернулись назад.
Когда мы вступили на площадь Ла Мерсед, в центре ее уже кишел муравейник из более чем двухсот мальчишек, встретивших появление нашей маленькой армии долгой и шумной овацией. Повсюду высились груды камней — они служили нам прикрытием и одновременно боеприпасами для обороны площади.
На углу, по приказу Туземца-Месэна, наша армия остановилась и собрался штаб, чтобы спешно обсудить обстановку. Я слышал, как Рыжий-Мадрис, имея в виду наших союзников, пренебрежительно заметил:
— Это же чистая мелюзга! Все они разбегутся при свисте первого камня и оставят нас одних на этой площади, а она чересчур велика, чтобы ее защищать! Лучше сражаться одним…
Опытные полководцы из нашей армии рассудили, что опасно ожидать вражеской атаки на площади, а благоразумнее идти вперед и неожиданно появиться перед неприятельскими редутами, согласно следующему плану: мы, из «Ла венседора», нападем первыми, продвигаясь к центру неприятельского предместья по наиболее удобной для нас улице и производя как можно больше шума, чтобы привлечь на себя врага. Нам предстоит задержать противника и сковать его продвижение с помощью рогаток и камней, в то время как ребята с площади Ла Мерсед, быстро и бесшумно продвигаясь двумя колоннами по обеим улицам, справа и слева от нашей, обойдут нас и переулками выйдут в тыл противнику. Окруженный и атакованный со всех сторон, противник будет вынужден сдаться. Таков был план, и если союзники его не примут — мы немедленно разойдемся по домам.
