Марийский лесоповал: Врачом за колючей проволокой - [66]

Когда девушка вошла в амбулаторию, она остановилась перед нашим столом, скромно опустила глаза и тихо шепнула:

— Я очень боюсь уколов. Мне после них плохо.

— Послушайте ее,— предложила мне Тамара Владимировна. Девушка сняла кофточку, и я увидел худенькое, бледное тельце, выступающие ключицы и небольшие острые груди.

— Сердце и легкие в норме,— сказал я,— ничего не могу поделать.

— Да,— прервала меня Тамара Владимировна,— придется сделать укол.

Тося Сабанцева сделала укол. Я видел, как лицо девушки еще больше побледнело, и она зашаталась. Я успел ее схватить, положил на кушетку и дал понюхать нашатырный спирт. Она открыла глаза и как-то виновато посмотрела на меня.

Мне было неловко перед ней, но что я мог поделать. В этих местах словам не верят.

— Тамара Владимировна, а может быть, положим ее в стационар,— предложил я.

— Вы правы, Генри, пусть немного отдохнет. Слабенькая девушка. А если ее включили в список этапников, я вычеркну ее.

Девушка посмотрела на нас благодарными глазами и тихо сказала: спасибо.

Звали ее Капитолина, и лежала она в женском бараке на нарах вместе с пожилой женщиной-монашенкой. Обе были арестованы и осуждены вместе на пять лет за то, что где-то в одной избе собирались с другими деревенскими жителями и молились.

Я подумал: какая жестокость отправлять такую тихую и славную ни в чем неповинную девушку в тюрьму. Кто же придумал такой человеконенавистнический закон, и какие подлецы применили его на практике?

Капу переодели в белое чистое белье и положили в стационар. Все заботились о ней и старались кормить получше. Ее полюбили сразу за скромность и тихий нрав. Особенно она сдружилась с Феклой, которой начала помогать в работе.

Почти месяц мы держали Капу в больнице. За это время она очень сильно поправилась и стала неузнаваемой.

Мне часто приходилось проверять работу бани и дезкамеры и следить за санобработкой заключенных, и вот однажды, зайдя в моечную, я наткнулся на Феклу и Капу, которые мылись.

Я увидел стройную, прекрасно сложенную девушку с круглыми плечами, крутыми бедрами и плотными грудями. Девушка покраснела и пыталась прикрыть груди рукой, мне показалось, больше для вида. Я заметил на ее лице лукавую улыбку, которая не выражала огорчения от того, что я увидел ее обнаженной. Наоборот, Капа радовалась и гордилась, что она такая красивая, и хотела, чтобы я знал это.

К сожалению, наступил тот день, когда мы вынуждены были выписать ее из стационара. Через несколько дней Капу включили в список этапников. Накануне она зашла ко мне в аптеку попрощаться. Девушка, краснея от смущения, села рядом со мной на кушетку и не знала, что сказать. Ее коричневые глаза смотрели на меня грустно и ласково и ждали чего-то. Я обнял ее и поцеловал в губы. Она ответила, и чувствовалось, что делала она это впервые. Моя рука прошла по ее округлым плечам и коснулась груди. Капа вздрогнула и густо покраснела. Она очень нежно взяла мою руку и сказала тихо: «Не надо»,— но не отодвинула ее. В ее глазах блеснули слезы. Прощание далось ей не легко. Она потеряла самое главное для этих мест — надежную защиту от зла. Пока она была под крылом Тамары Владимировны и моим, ей ничего не грозило. А что будет впереди — неизвестно.

Ей было еще вдвойне тяжело — она полюбила. Это я почувствовал.

Я всегда удивлялся, с какой ненавистью наша власть относилась к религии и как беспощадно боролась с ней, не меньше, чем с политическими противниками. А мне всегда казалось, что десять заповедей достойны того, чтобы уважать христианскую религию.

Еще в школе, до войны, нам вдалбливали в голову, что «религия опиум для народа», и всякими способами пытались сделать из нас «воинствующих безбожников».

Специально организовывали антирелигиозные вечера, где учитель-химик «превращал» воду в «красное вино», а биолог использовал учение Дарвина, чтобы убедить нас в том, что Бога нет.

Постоянно выступали агитбригады, основными мишенями для насмешек у которых были: капиталист с брюшком, с цилиндром на голове и денежным мешком, кулак в сапогах, шапке с козырьком и в тужурке, поп с красным носом пьяницы, в рясе и с крестом в руках. И кулак, и поп, конечно, тоже были толстяками.

Руководил антирелигиозной пропагандой в стране академик АН СССР Емельян Михайлович Ярославский (Губельман Миней Израилевич), который был ответственным редактором газеты «Безбожник», журналов «Антирелигиозник» и «Безбожник». Он выпустил книгу «Библия для верующих и неверующих», которая широко рекламировалась. Существовал еще журнал со странным названием: «Безбожник у станка» (1923— 31 гг.)

Это Ярославский-Губельман вдохновлял трудящихся, и особенно молодежь, сбросить колокола с колоколен, рубить иконы топором на дрова, после того, как с них сдирали оклады, сжигать церковные книги. Тогда еще не собирали макулатуру.

В церковные праздники организовывали вблизи церквей свои антирелигиозные мероприятия (так называемое «торжество правды»), показывали кинофильмы (это было и в Йошкар-Оле), чтобы мешать верующим и отвлекать их.

Вдохновителем борьбы с религией был Ленин, который считал ее одной из самых гнусных вещей, какие только есть на земле. Он был прямым инициатором массовых кампаний против православия.