Марий и Сулла. Книга 1 - [10]

— Вот она! — вскричал Сатурнин. — Югурта прибыл в Рим!

Все молчали.

— Ну и что ж? — первый заговорил Луцилий. — Югурту мы знаем (помнишь, Гай Марий, юного царевича?), он легко согласится на мир.

— Это были славные дни римского величия! — улыбнулся Марий. — Но не тешь себя, благородный Луцилий, надеждами: Югурта хитер и коварен…

— Я такого же мнения, — согласился с ним Меммий. — Разве не он подкупал наших военачальников? Даже Марк Эмилий Скавр, princeps senatus,[5] не устоял против его золота! Пусть он это сделал по наущению Кальпурния Бестии, вина все равно на нем, хотя он и сумел оправдаться. А куда девались слоны, скот, лошади и серебро? Царь выдал их Бестии, заявив, что сдается на нашу милость. А потом он подкупил военачальников Бестии, и они продали ему скот, перебежчиков, слонов я даже серебро…

Веттий рассмеялся:

— За серебро царь приобрел свое же серебро. Хоте- лось бы знать — за какую цену?

В атриум входили центурионы, воины, клиенты, полупьяные, неряшливо одетые граждане, бедняки и рабы.

— В твоем доме, дорогой Тит, настоящее царство Сатурна, — насмешливо шепнул Луцилий, — равенство, братство, благосостояние, радость… Уж не думаешь ли стать вождем всех этих оборванцев?

— Не глумись, прошу тебя, — покраснел Веттий, — твое отношение к бедности равносильно презрению римлян к союзникам.

Луцилий побледнел.

— А ведь ты, carissime,[6] тоже союзник… Эти же люди готовы постоять с мечом в руках за дарование вам прав гражданства.

Сатирик растерялся:

— Прости. Я не знал, ради чего собираются эти люди. Не забудь — человек я новый, и мне показалось, что они пришли только для того, чтобы поесть и напиться…

 В атриум вбежали с веселым смехом блудницы и флейтистки, окружили мужей, воинов, ремесленников и рабов. Посыпались вольные шутки.

Меммий, Марий и Сатурнин отошли к имплювию: брезгливость вызывали в них эти женщины, а Тит Веттий, позволявший им обнимать себя, показался Марию легкомысленным и пустым человеком.

— Я догадываюсь, зачем приглашены развратницы, — сказал пропретор, — и считаю наше присутствие в этом доме постыдным.

Меммий молчал, но Сатурнин спокойно ответил:

— Да, но неужели они не люди? А разве нам известно, что довело их до такой жизни? Может, голод, насилие — кто знает…

К ним подошел Луцилий:

— Взгляните на столы, которые вносят слуги по приказанию амфитриона…

Голос Веттия донесся до них:

— Освободить место для плясок да сказать повару, чтобы поторапливался, иначе — клянусь Прометеем! — я похищу у него огонь или его у огня!

Все засмеялись.

— Опимианского вина не подавать: оно пахнет кровью Гракха!

Слова хозяина потонули в шуме голосов. Гости возлегали за столами.

Веттий подхватил Мария и Меммия под руки, кивнул Сатурнину, приглашая его следовать за собой, и торжественно подвел всех троих к столу, за которым уже возлежали две матроны и девушка: Люция — молодая дочь Муция Помпона, жена всадника Мамерка, Цецилня — пожилая супруга нобиля Нумерия, и Лоллия — дочь всадника Аниция.

Три мужа заняли места за столом.

Пожилая матрона говорила молодой:

— Удивляюсь, Лоллия! Ты пренебрегла счастливым случаем познакомиться с царем! Разве ты не была у жены Гая Бебия, когда Югурта навещал его?

— Верно, благородная Цецилия, но царь прибыл сегодня утром; вид у него был усталый, и мы с Терцией не посмели показаться ему на глаза.

— А кто сопровождал Югурту, кроме Кассия?

— Царские сановники, с такими зверскими лицами, что нам было страшно…

Сатурнин подмигнул Меммию. Марий исподтишка наблюдал за ними, чувствуя, что здесь, за столом, должно произойти нечто занимательное.

— Югурта, конечно, посетил народного трибуна, что бы заручиться его поддержкой, — заговорил Меммий, косясь на матрон. — Идя сюда, на пирушку, я встретился с Гаем Бебием, и он сказал мне… Но, может быть, благо родная Лоллия расскажет нам своим приятным голосом, о чем договорились царь и народный трибун?

Меммий, улыбаясь, взял с блюда румяную, поджаренную куриную ножку и поднес девушке. Лоллия поблагодарила его взглядом.

— Как договорились — не знаю, — сказала она, — но, сидя в перистиле, я слышала, как Югурта торговался с благородным Бебием: трибун должен был стать оплотом против римского правосудия и народного негодования..

— И Бебий… — побледнев, шепнул Меммий.

Но Цецилия перебила их, — она поняла, что дело может кончиться неприятностями для Бебия, — и голос ее прозвучал предостерегающе:

— Все это сплетни, дорогая Лоллия! Югурта не мог посетить народного трибуна, потому что он виделся в этот день со своим родственником Массивой, сыном Гулуссы и внуком Масиниссы!

— Но ты сама говорила! — вспыхнул Сатурнин.

— Я говорила? Когда?

— Замолчи, лживая женщина! Сказками о свидании Югурты с Массивой дела не поправить! Всем известно, что Массива бежал в Рим после сдачи Цирты и убийства Адгербала и теперь, по совету Спурия Альбина, добивается царской власти в Нумидии. Следовательно, Югурта не мог навестить своего врага!

Люция не слышала, занятая едой. Но резкий голос Сатурнина заставил ее насторожиться. И она решила поддержать Цецилию:

— Конечно, благородная матрона права. И я могу поклясться Юпитером, что Югурта, побывав у Гая Бебия, отправился к… (она забыла имя Массивы и растерялась) к… как его имя? Масинисса? Не помню…