Марианская впадина - [31]
– Не думаю, что это хорошо. Просто украсть у людей мать и ничего им не сказать.
– Я думаю, это было правильно, – сказал он и опустил взгляд на урну.
Мы молчали, он встал, открыл урну и, морща лоб, посмотрел туда.
– У меня нет ничего, чем достать пепел, – сказал он, растерянно оборачиваясь ко мне.
– Значит, воспользуйтесь руками. Помоете их потом в воде, тогда все-все от нее останется здесь.
– Хм. Так и сделаю.
Немного сутулясь, он подошел к берегу и сунул руку в урну. Саму капсулу он вынул еще дома, поэтому пепел лежал прямо в урне. Он держал руку, сжав в кулак, и Хельга струилась тонкой струйкой в воду. Он смотрел, не отрываясь. Я видела его лицо лишь в профиль, но этого хватило, чтобы понять, что глаза его были мокрыми. Передо мной стоял мужчина в бежевой рубашке-поло и серых брюках, со сгорбленной спиной и развевающимися на ветру тонкими волосами, и пытался развеять над озером в горах любовь всей своей жизни.
Я встала и взяла у него из рук урну. Закрыв, я поставила ее на землю, а потом положила руку ему на спину, а другой, взяв за руку, помогла ему опуститься на колени. Когда он вытянул руку, я пыталась его удержать, чтобы он не упал в воду. Он всхлипнул и так сильно вцепился свободной рукой в мою руку, что я за нее боялась. Но терпела. Он раскрыл ладонь, и пепел Хельги полностью разлетелся по ветру. Потом он окунул руку в воду и смыл остатки пепла. Поникший, он просто сидел и смотрел на сверкающее в гаснущем закате полотно озера.
– Мне коленям больно, – сказал он через некоторое время, и его голос звучал обычно, не выдавая никаких признаков душевного волнения, так явно присутствовавшего в нем только что.
Я протянула ему обе руки, и он, взявшись за них, подтянулся вверх. При этом мы покачнулись, я потянула его к берегу, чтобы он не упал в воду, и свалилась в воду сама. Я успела выставить руки так, что промокли только брюки, но этого хватило, чтобы у меня прилично испортилось настроение.
Гельмут стоял надо мной, нахмурив брови.
– Что вы там делаете? – спросил он.
– Я упала, – от его глупого вопроса у меня в голосе слышалось раздражение.
– Вы опять вся в Хельге.
– Что?
– Ну, мы же только что развеяли здесь Хельгу. И вы тут же опять туда залетаете. Что, поаккуратнее нельзя? Прямо беда с вами!
Я уставилась на него. Он уставился на меня. Раздражение на его лице пропало, и мы оба расхохотались, в то время как Джуди заливалась лаем у дерева, где мы ее привязали, а Лутц кудахтала нам что-то со скамейки, пока я выбиралась из воды.
Вернувшись к трейлеру, мы еще ненадолго сели около него. Гельмут надежно упаковал остатки Хельги и смотрел сейчас на верхушки деревьев вокруг нас.
– Это хорошо, что вы сегодня тоже были там, на озере, – сказал он.
– Вы так считаете?
– Да. Иначе точно упал бы я, а не вы.
– Вполне возможно.
– Да. Ну и вообще. Я всегда думал, что такие вещи можно делать только в одиночку. Но я думаю, это хорошо, что я был не один.
Я кивнула и положила руку на голову Джуди. Лутц уже спала в своей корзине, которую мы специально для нее обустроили.
– Я бы тоже хотела развеять моего брата. Над морем.
– Хм.
Лутц во сне покачалась немного из стороны в сторону, подбирая удобное положение, и успокоилась.
– Может быть, развеять что-нибудь другое от вашего брата? – предложил Гельмут.
– В каком смысле, что-нибудь другое?
– Это же не обязательно должно быть его тело. Может, у вас есть что-нибудь, что связано с ним. Ну, вы понимаете. Что вам дорого и что связано с ним.
– Я же не могу вещь какую-то в море выбросить.
– Перед этим ее, конечно, надо сжечь.
Гельмут опять сильно закашлял. Я задумалась.
– У меня футболка с собой есть, она с ним связана.
– Вот видите! Мы ее сожжем и сохраним. А потом вы ее развеете.
Это действительно была очень неплохая идея.
– Завтра мы доедем до вашей горной деревушки, верно? – спросила я.
– Правильно.
– Вау.
– Да. Только и сказать – вау.
– Сколько вы там уже не были?
– У-ух. – Гельмут уперся руками в бока, прогнул спину и поднял глаза к небу, а звезды сияли ему в ответ. Некоторые из них так ярко светили, что прямо в глазах покалывало.
– Так, примерно лет тридцать, наверное, – сказал он.
– Вот это да-а.
– Да.
– А дом принадлежит вам?
– Мне в наследство дом достался, братьям – фирма отца. В основном, деньги им остались, да. Сейчас все братья уже умерли. Мне тогда дом не был нужен, я его не хотел. Ну, а что поделаешь?
– И с тех пор он стоит пустой?
– Да, с тех пор, как умерли родители, дом стоит пустой. А родителей нет уже давно.
– Да-а. Я бы на вашем месте его продала. Там сейчас, наверное, тенёт полно.
– Да, и полно призраков.
Он, не отрываясь, всматривался куда-то в ночь, пока кашель опять не начал душить его.
– Ваш кашель становится все хуже, и, честно говоря, выглядите вы немного… утомленным.
– Все нормально.
Типично по Гельмуту.
– А что у вас, кстати, все время гудит в трейлере по ночам? – спросила я.
– Что? А-а, это, наверное, трансформатор или холодильник.
– А-а, понятно, – сказала я, и подумала: «Все с тобой ясно, Гельмут».
Когда Гельмут попрощался перед сном, я еще постояла в темноте. Лутц спала в своей корзине около меня. Свет в трейлере еще горел, и вдруг я услышала звуки, как будто из пулемета кто-то строчит. Стук клавиатуры? Пишущей машинки? Почему шторки в трейлере всегда были закрыты? Я непременно должна была узнать, что там внутри происходит.
Максим Осипов – лауреат нескольких литературных премий, его сочинения переведены на девятнадцать языков. «Люксембург и другие русские истории» – наиболее полный из когда-либо публиковавшихся сборников его повестей, рассказов и очерков. Впервые собранные все вместе, произведения Осипова рисуют живую картину тех перемен, которые произошли за последнее десятилетие и с российским обществом, и с самим автором.
Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!