Марианская впадина - [32]

Шрифт
Интервал

5990

– Э-эй! Э-э-э-эй!

Я приоткрыла глаза, жмурясь от солнечного света, хлынувшего в мою палатку.

– Что? Что такое?..

– Я подумал, а разбужу-ка я вас. Ведь не голая же вы спите, в такой-то холод, хе-хе.

Гельмут просунул голову в палатку, вдруг рядом с ним появилась Джуди и неуклюже протиснулась внутрь. Я рукой на ощупь поводила вокруг себя, нашарила теплые перья Лутц и быстро придвинула ее к себе, на что она тихим кудахтаньем выразила свой протест.

– Я уже не сплю. Который час?

– Пять тридцать, – просиял улыбкой Гельмут мне в ответ.

– Сколько?!

– Да. Хочу еще кое-что сделать. Мысль одна есть…

– Уберите Джуди. Я сейчас выйду.

– Хорошо.

Входной полог палатки вновь опустился, тихонько колыхаясь на ветру.

Во сне я видела тебя и, кажется, еще не совсем вернулась назад из этого (нашего) мира. Во сне мы сидели верхом на гигантской стрекозе, на такой, каких можно увидеть в музеях на рисунках: с размахом крыльев в целый метр. Стрекоза в моем сне была еще больше. Он была похожа на летучий переливчатый автобус.

Мы крепко держались друг за друга, и закат солнца переходил в ночь, звезды сияли на небе, а мы летели через город, который, казалось, состоял сплошь из огней. Франкфурт? Этого я не знала. Ветер дул мне в лицо, я закрыла глаза и чувствовала себя свободной. Ты ликовал и кричал от радости в небо. Тебе хотелось обнять все звезды, ты кричал, что ты самый великий открыватель мира. Ты размахивал руками, мотал головой, смеялся. Но вдруг все рухнуло. Огни разом погасли, город под нами лежал в темноте, дома освещал лишь холодный свет луны и звезд. Улиц не было видно, но почему-то я знала, что никого уже нет. И вдруг ты сказал: «Идем со мной, Паула, идем со мной!» Я говорила: «Но я же с тобой». А ты все повторял и повторял эти слова, пока не начал от этого плакать. «Идем со мной! – ты всхлипывал, и еще: – Я не могу уйти туда без тебя, пожалуйста!» А потом ты упал. Я не знаю, как это могло произойти, я же только что держала тебя в своих руках. Ты упал, а стрекоза безжалостно летела дальше со мной одной. Я закричала, а потом я прыгнула, а дальше я ничего не помню.

Раньше я не видела кошмарных снов, а после твоей смерти мне постоянно снятся кошмары. Однажды мне приснилось, что ты выполз из своей могилы и орал на меня, почему меня не было рядом? Я закрыла глаза руками, чтобы не видеть твое полуразложившееся, изъеденное, серое лицо. Проснулась я, лишь когда ты обхватил мою шею руками и начал давить, потому что хотел забрать меня. Потому что не мог быть там один, в этом черном Ничто, потому что хотел, чтобы я пошла с тобой. Если бы только это было возможно! Мне бы хотелось, чтобы ты как-нибудь забрал меня к себе, потому что этот мир для меня давно стал непереносим. Потому что я в этом мире без тебя больше не могла жить, не хотела жить.


Я оделась и вылезла из палатки вместе с Лутц. Сначала я покормила ее травкой, хлебом и червячками из запасов, отложенных для нее. Потом она попила, и я посадила ее в привычное гнездышко, которое Гельмут, видимо, почистил от экскрементов и грязи.

– В общем, – начал он, ставя воду для кофе на плитку, – я тут подумал.

– И что?

– Как вы знаете, здесь недалеко дом моих родителей, который будет конечным пунктом нашего путешествия.

– Да.

– Ну, и я подумал: может, мы могли бы сделать небольшой крюк, если вы не против и у вас есть время, разумеется.

Он кашлянул и стал лить горячую воду в фильтр с кофе. Я наблюдала, как вода медленно, капельками стекает в стеклянный кофейник.

– Что за крюк? – спросила я и взяла кусок хлеба.

– Я подумал о том месте, где жила бабушка Хельги. Бабушка была важным человеком для моей жены, и я подумал, было бы неплохо… – он стискивал руки, и сначала мне показалось, это от неловкости ситуации, но по тому, как у него подергивались плечи и покраснело лицо, я поняла, что он пытается справиться с подступающим приступом кашля, – …ну, в общем, я подумал…

Приступ беспощадно прокладывал себе путь и как ураган обрушился на старый, ослабленный организм. Гельмут оперся на стенку трейлера и сполз на колени. У него откашливались какие-то выделения, и он искал в кармане брюк платок, и потом я увидела, что в его подставленную ладонь летят красные брызги.

– Это кровь? – воскликнула я в ужасе.

Гельмут отмахнулся и жестом велел мне сесть. Я не подчинилась и ворвалась в фургон, в его святая святых. Первое, что я увидела: около маленькой раковины стоял кислородный дыхательный аппарат. Я открыла краник и обрадовалась, что из него потекла вода. Я взяла стакан с хорошо укрепленной полки над раковиной, налила воды и, захватив рулон полотенец, снова выбежала на улицу. У Гельмута посинели губы, и он был очень бледен. Я протянула ему стакан с водой и бумажное полотенце, а лающий кашель стал переходить в скребущие хрипы. Он не мог дышать, и я почувствовала, как внутри меня нарастает паника, которая сейчас парализует меня, и тогда я буду не способна что-либо сделать. Надо было действовать немедленно, сейчас.

Я снова вскочила в фургон и обследовала кислородный аппарат. Нашла, где он включается, и нажала кнопку, но ничего не произошло: похоже, батарейка села. Паника охватывала меня, я старалась справиться со своими дрожащими руками, обернулась и увидела Гельмута обмякшим на ступеньке трейлера. Краем глаза я заметила и Джуди, которая не могла определиться: бежать к хозяину или схватить курицу, оставшуюся без присмотра. Слава богу, она остановилась на первом, и теперь лизала лицо Гельмуту, у которого уже не было сил сопротивляться. Кашель почти прекратился, но его дыхание превратилось в череду глухих хрипов. Было ясно, что задавать вопросы бессмысленно: ему не хватит дыхания, чтобы ответить.


Рекомендуем почитать
Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).