Марианская впадина - [30]
– То есть мы почти около вашего родительского дома находимся? Далеко до него?
– Нет. Недалеко.
– Ух ты, круто.
– Можно дальше рассказывать? – пробурчал Гельмут.
– Да-да, конечно. Простите!
– Где я остановился… Ах да! Мы приехали на озеро, и когда Хельга вышла из машины, она преобразилась. Она сняла целомудренную вязаную кофточку, бросила ее в машине, сняла туфли и колготки, которые были у нее под платьем, и побежала прямиком в воду. Вон там, на той стороне, около маленьких мостков, там она забегала в воду, – Гельмут сиял улыбкой во все лицо. – У моей семьи здесь стояла небольшая весельная лодка, мы сели в нее. А она – она была не такая, как я, совсем другая. Она говорила без умолку, в основном, о животных в крестьянском хозяйстве ее родителей. Она не утихала ни на секунду, было здорово! Я греб, а она говорила. Так у нас распределились роли – и на будущее тоже. Она и за меня говорила. Это было удобно. А потом в лодке она просто прижалась ко мне и рассказала, что родители хотят побыстрее выдать ее замуж, потому что она не девственницей уже была. Они в благородное общество выйти хотели, но никто ее не брал, люди сплетничали. Инцидент как будто в школе случился, я уже не помню точно… Она, в любом случае, была возмутительницей спокойствия. Ну, я тоже ей рассказал, что хочу побыстрее жениться, чтобы меня наконец оставили в покое и чтобы уехать из этой альпийской деревушки: от разбитой горем матери, от деспотичного отца, прочь. И тогда она сказала: «Ну, вот и поженимся». А потом… – Гельмут хрипло засмеялся, – … потом она толкнула меня в воду, лодка закачалась, и она сама тоже в воду упала. – Он закатился смехом, и я подхватила. – Да, вот так вот все было. Когда мы вернулись и зашли домой промокшие до нитки, наши мамы испугались, но когда Хельга при всех собравшихся просто взяла меня за руку, все вздохнули с облегчением. Вы себе не представляете, как быстро раньше играли свадьбу. Мы, так сказать, еще даже высохнуть не успели, боже мой. Мне кажется, шесть или семь недель спустя я уже стоял перед алтарем. Да, вот так вот все произошло.
– Вот это да-а… – сказала я только, глядя на покрытую мелкой зыбью поверхность озера.
– И какой семейная жизнь получилась? – спросила я и тут же подумала, не слишком ли это личный вопрос. Но Гельмут был, похоже, в разговорчивом настроении.
– Меня никто не дергал. Я хочу сказать, она ни к чему меня не принуждала, она очень чуткая была, понимаете? Животные это тоже чувствовали, поэтому животные ее так и любили. Мне было хорошо, когда она была рядом. Думаю, это было взаимно, и для нее тоже. Мы уехали в центральную Германию, подальше от гор и наших семей, теснящих и давящих на нас. Я стал лесничим, Хельга работала со мной в управлении лесного хозяйства. В самом начале мы там и жили: в доме лесничего, в лесу. Но потом Хельге расхотелось жить там: среди деревьев ей было слишком темно. Поэтому я построил новый дом, пять минут на машине до леса. Никто не знал так много о животных, как она, можете мне поверить. У нас была хорошая совместная жизнь.
– Но вы все-таки развелись потом, да?
– Да. После смерти Кристофа. Развода я попросил. Я хотел дать ей шанс снова выйти замуж, родить детей. Хельга всегда мечтала о большой семье, понимаете? Но после смерти нашего сына я не мог себе этого представить. Кристофа не стало и…
– … время остановилось, – просто закончила я фразу.
Он ничего больше не сказал, а только разлил остатки вина в стаканчики.
– Два года она жила у родителей, здесь в горах, забеременела от одного американца, солдата с военной базы, и осталась одна. Я тогда начал строить маленький домик, ну, на моем земельном участке. Видели маленький домик?
– Тот, который видно с вашей террасы?
– Да, этот.
– Там она жила?
– Да, с детьми. Я предлагал ей большой дом, но она сказала, там слишком много привидений. Вот она и осталась в маленьком домике, и наша семейная жизнь частично стала продолжаться. Для детей я был дядя, который всегда рядом, и мы много времени проводили вместе.
– А почему вы на Хельге не женились снова? – спросила я.
– Ну, в общем, мы не абсолютно всем занимались вместе, понимаете?
Я понимала.
– Для нас такое положение было оптимальным. Мы были счастливы, мы были друг у друга, и тем не менее имели достаточно пространства для собственных особых нужд и личных потребностей, понимаете?
– Да.
Мы пили вино и молчали, а небо становилось все багрянее.
– А как дети Хельги относятся к тому, что вы похитили их мать? – поинтересовалась я.
– Они об этом не знают.
– Могила разрыта. Они все равно узнают. Им, наверное, позвонят.
– Мне уже звонили, на следующий же день, еще когда вы спали на моем диване. Директор кладбища сказал мне, кто-то украл урну. Они уже в полицию сообщили, заведено дело. Я притворился, что удивлен и разгневан, на этом все и закончилось. Разумеется, я сразу детям позвонил, рассказал им об этом, но не думаю, что они мне поверили. Они точно заметили, что я чего-то не договариваю. Ну а что они сделают? Когда Хельга будет развеяна, я напишу им письмо. Я уверен, они поймут меня.
