Марианская впадина - [29]

Я удивилась, что мы задержались в этом месте, а не поехали сразу после завтрака дальше. Днем Гельмут то и дело исчезал на пару часов, чтобы в трейлере «сделать кое-что», как он выразился. В это время из трейлера опять доносилось это странное тихое гудение, но я не решалась спросить, что это за звук. Я сама в это время уходила прогуляться или читала, а в перерывах между этими занятиями предавалась своим депрессивным мыслям: в общем, все, как обычно.

Гельмут подошел, взял у меня из рук курицу, повернул на спину и осмотрел перевязанную лапку. Удовлетворенный, он кивнул и посадил Лутц в ее корзину.

– Ваши руки тоже в порядке. Во всяком случае, повязку вы сняли. Это хорошо, – заметил он, а я начала накладывать на тарелки приготовленный им ужин: снова макароны с овощным соусом.

Гельмут вытер руки о штаны и привязал Джуди у машины, она опять уже подкрадывалась к Лутц. Он поставил перед ней миску с собачьим кормом, зашел в трейлер и вернулся назад с вином.

– Ну, вот, – вздохнул он протяжно и опустился на стул.

– Спасибо, что ужин приготовили! – поблагодарила я и села на свое место.

Ужин прошел в спокойной обстановке: несмотря на сезон, на стоянке автокемпинга кроме нас никого не было.

Мы поели, и Гельмут убрал со стола, сложив грязные тарелки в тазик, где посуда должна была терпеливо дожидаться меня. Он наполнил стаканчики вином, а бутылку оставил на столе. Потом он опять затрясся в очередном приступе кашля, который стих не сразу.

– Не хотите немного прогуляться? – спросил Гельмут, когда мы сидели на своих стульчиках и потихоньку пили вино.

– Прогуляться?

– К воде. Я хочу посидеть там немного и выпить вина. Возьмем Джуди, курицу и два одеяла, думаю.

– Давайте.

Куда-то идти, если честно, мне особо не хотелось – я в последние дни достаточно нагулялась – но я не хотела портить вечер. Мы начали собираться, и Гельмут шарфом привязал мне на пояс Лутц. Ни курице, ни мне такая близость не нравилась, но что нам оставалось?

Потихоньку наш маленький караван тронулся. Шли мы медленно, Гельмуту было трудно дышать, но мы все-таки дошли до небольшого замка, и Гельмут повел нас против часовой стрелки вокруг озера. Гельмут кашлял все сильнее и тяжело дышал. Минут через пятнадцать мы дошли до места, где стояла скамеечка.

– Здесь, – остановился он и поставил сумку на землю. Он вытащил из сумки два одеяла, мы отпустили Джуди с поводка и сели на скамейку, накрыв одеялами ноги – становилось прохладнее. Вдруг я увидела, что у него в руках урна Хельги.

– Вы хотите ее здесь развеять? – удивилась я.

– Нет, то есть не полностью. Только немного. Я все думал, как развеять. И мне пришло в голову: а почему только в одном месте? В общем, одну часть я хочу здесь развеять, потому что это место для нас было важным, тогда.

– Почему?

– Потому что она в этих краях выросла, а я здесь учился. Я до того, как лесничим стать, еще на столяра учился: километрах в пяти или шести отсюда.

– Ух ты, круто, понятно.

– А на этом озере… У нас первое свидание здесь было. Хотите, расскажу, как мы познакомились?

– Конечно.

Гельмут сделал глоток вина.

– Знаете, – начал он, – раньше люди рано женились. Мне тогда чуть больше двадцати было всего, не женат – для мужчины ничего особенного, но вот не иметь подружки – не очень хорошо. Я знал, что мои родители беспокоятся, что я на тот момент ни разу девочку в дом не приводил. Из-за этого они начали якобы совершенно случайно приглашать в гости девушек с их мамами. Бесконечные чаепития, бесконечная скука, – Гельмут сделал еще глоток, урну Хельги он зажал между колен.

Я освободила Лутц из шарфа у меня на поясе и просто посадила ее себе на колени. Я уже поняла, что ей нравится, когда ее гладят по спине между крыльями, поэтому медленно водила рукой по ее спине от шеи вниз до хвостика, а она от удовольствия тихонько ворковала. Я не знала, что курицы, как голуби, ворковать могут. Я не была уверена, делают ли так остальные курицы, но Лутц не любила кудахтать – она ворковала. Как знать, может быть, она была голубкой, заключенной в теле курицы.

– Однажды мы с отцом пошли вместе есть мороженое и присели на скамейку в парке, – продолжил Гельмут свой рассказ. – Прямо перед нами тренировалась футбольная команда девочек, или они в волейбол играли? Я уже не помню, может, вообще в гандбол?

Озадаченный, он потер рукой голову, и его волосы, похожие на цыплячий пушок, опять торчали в разные стороны. Гельмут – самый старый птенец голубя в мире.

– Отец спросил меня тогда: «Какую из них ты поцеловал бы?» А я смутился и не знал, что ответить. Я почувствовал напряженность отца в этот момент и испугался. Тогда я наугад показал на одну девочку с рыжими волосами. Отец сразу расслабился и даже вздохнул с облегчением. Мне кажется, он с самого начала боялся, что я гей.

– А вы – гей?

Гельмут поставил Хельгу на скамейку между нами.

– Думаю, все не так просто. Думаю, я скорее был… вообще никакой. Мне сложно это описать. Я никогда не проявлял особого интереса к девочкам: не знаю почему. Я всегда хотел, чтобы меня оставили в покое, но знал, что так будет, только если я наконец женюсь. Ну вот, и тогда на горизонте появилась Хельга, – он улыбнулся и снова взял в руку урну. – Она была совсем юная, только школу заканчивала. Где познакомились наши родители, я уже не помню. Во всяком случае, в один прекрасный день, когда я пришел домой, она сидела на моей террасе – рыжие волосы, как у девочки из спортивной команды, веснушки – и безумно скучала. Да, да. Моя мама заговорила с ней и, кажется, как раз расхваливала мои всевозможные качества, когда появился я. Отец просто сидел рядом, курил и молчал. Я подсел к ним, и мы с Хельгой молчали, пока взрослые вели за нас беседу. Ну вот, потом отец таки проснулся из своей летаргии и спросил: