Марево - [7]

Молодцы прикатили на другой день. Их Салов случайно встретил около станции:

— Эге, сам своей персоной.

— Как величать-то?

— Скоро, ребята, не ждал…

— Мы мигом — по особой литере ехали. Представили телеграмму — в момент выдали. Дело есть?

— Найдется…

Вечером уже поднажали. Улов хороший — на то чернозем, чтобы на дне каждого сундука было серебро, а в узелке царские завернуты и, особо в газете, керенки…

* * *

В полдень к Вере зашел машинист с водокачки:

— Не дело, гражданка. Смотрите, что устроили. Ворчат кругом.

Вера стала оправдываться, но тот не слушал:

— Добро бы свои… Уж мы знаем кого. Эти-то, приезжие. Как есть — под ряд, не дело. Еще вчера у стрелочницы двум курам головы свернули — тоже не дело. Мы что имеем? Ни шиша. Вон, лето пройдет, зима, а у меня вся семья босая. У стрелочника тоже, а они — куры… Утром, говорят, перепились и Степана Трофимовича сына побили. Он, конечно, дезертир, но бить зачем? Ежели есть положение, арестуй. Это должно… Совсем не ладно поступают, как посмотреть.

— Что же делать? Я не при чем…

— А ты будь… Я к ним ходил — спят, пойдем вместе. Всякий на тебя пальцем тычет.

Вера еще возражает:

— Я на отдыхе.

— Нашла время! Попадья, вон, жалуется, что ты жизнь у них перевернула. Это дело, а тут не хочешь… Я зайду ужо.

Однако, позже итти не пришлось, так как к Марфе Кирилловне пришла Клавдия Петровна:

— Уехали мои мучители, — сообщила она, — на два дня, не то в губернский, не то еще куда. Прямо ужасно!

Марфа Кирилловна кивает головой, но молчит, о чем-то думая. Вечером пришла к Вере и, заплакав, зашептала быстро, точно просо сыпала:

— Милочка, родная моя, так обяжете… последнее…

— Что? в чем дело? — не понимала та.

— Ночью обыщут, беспременно возьмут. Так я к вам, у вас шукать не станут.

— Нет, неудобно… Напрасно вы беспокоитесь.

— Очень прошу. Хоть проверьте, всего три кольца обручальных, сережки без камушков, еще с бирюзой, броша, портсигар…

— Мне все равно, — прервала Вера, — впрочем, если беспокоитесь, оставьте. Только зря…

Попадья отвесила поясной поклон и, пятясь, скрылась за дверь. Вера, тяжело вздохнув, сняла очки и начала расплетать косы. Волосы хорошие. Сначала мысли скользили с предмета на предмет. Потом внимание привлек шум. Слышались крики, топот лошадей… Все ближе, ближе. Потом раздался выстрел, и пошло. Задув свечу, ощупью выбралась на другую половину — там уже стояли остальные.

— О-ей, бандиты налетели, опять куммунистов резать, — плакала в углу одна из племянниц, — ой, боюсь, боюсь…

— Чего, дура, орешь? Тебе дело есть? — цикнула на нее Марфа Кирилловна.

— Вера, а ты как же? — спохватилась Тоня.

— Не знаю, пройду на сеновал, на курятник… — слова шли из горла медленно, точно застревая.

— Нет, там найдут. Лезь под батюшкину кровать, за рундучек. Мы дверь снаружи припрем. Скажем, ключ с собой увез.

Едва заперли дверь, в ворота застучали и чей-то голос крикнул:

— Отворяй!

Попадья закрестилась. Тоня дрожала мелкой, поганой дрожью. Прижалась к стене, ровно хотела в нее врасти. У ворот крики настойчивей. Один голос будто знакомый. Прислушалась, так и есть. Никого не спрашивая, выбежала, отперла ворота и, стараясь пересилить шум, крикнула:

— Василий!

— Я, — отозвалось из темноты. К Тоне приблизился верховой.

Торопясь, схватив лошадь под уздцы, зашептала, точно заранее имела сообщника. Тот слушал, низко наклонясь.

— Да Вера-то твоя, — переспросил, — сама говоришь, большевичка?

— Подруга мне, у меня гостит. Ох, Василий, никак нельзя…

— Мы только их и бьем. Чай слышала, что они вчерась устроили.

— Она не при чем…

— Все одинаки. Ты лучше укажи.

— Тебе говорю, подруга мне.

Василий слез, закинул поводья за плетень. На соседнем дворе с криком разлетелись куры.

— После отблагодаришь? а? чего хочешь?

— В дом не пусти… скажи, сам был. Сейчас по соседям ищут.

— Ладно. Только смотри после…

Взошел на крыльцо и сел в дверях, держа между колен винтовку:

— Здравствуй, попадья, где твоя советская гостья?

— И не грех тебе, Вася, нет ее у нас, — выступила из сеней Марфа Кирилловна, предупрежденная Тоней.

Подошло еще двое:

— Ну, матушка, пусти в дом. Один дручек у тебя с воза обронили, пошукать надо.

— Не ищи, товарищи, я уже пытал. Чего зря время терять, — ответил Василий.

— Одному несподручно… Мы вдвух весь дом перевернем.

Говоря, хотел пройти в дверь, но Василий поймал за руку:

— Коли говорю, смотрел — не лезь…

Поспорили. Потом ушли. Еще долго не верилось, что избавились…

Вера вылезла из-под батюшкиной вдовой кровати уже на рассвете. Вся запылилась.

— Откуда ты этого Василия знаешь? — спросила Тоню.

— Видала раньше, на бахче…

— Хоть одного знаем. Теперь всех изловим.

— Что?! Вера, ты хочешь выдать?!

— Конечно, не ждать же, чтобы он мне, в конце концов, горло перерезал.

— Но он… это невозможно. Ты знаешь, что без него ты погибла бы. Василий же спас. Ты должна обещать.

— Что?

— Молчать.

— Чтобы в другом месте…

— Ты не смеешь ничего предполагать. Возьми в толк, не будь его — нам с тобой не разговаривать. Обещай молчать.

Вера поправила очки, призадумалась. Потом очень сухо, скрипуче:

— Ничего тебе обещать не буду. Сама с указаниями не полезу. Поняла? Если спросят — дело другое, я не имею права…