Маресьев - [53]

Шрифт
Интервал

«При свете лампы-коптилки, сделанной из сплющенной гильзы, какие и тут, на Курской дуге, продолжали называть „сталинградками“, я разглядел две ноги в сапогах, торчащие из-под лежака соседа. Сам он, сидя на лежаке, тихо смеялся:

— Отбой воздушной тревоги, майор. Это же мои протезы.

— Протезы? Как так протезы? Откуда, почему?

— А так, обычные протезы. У меня же нет ног. Не заметили, — он довольно засмеялся. — И никто из наших звонарей так ничего вам и не рассказал? — Для убедительности он похлопал ладонью по одеялу, по тому месту, где полагалась быть ногам.

Ног не было. Безногий летчик? Летает. Ведет воздушные бои. Сбивает самолеты, где сидят гитлеровские летчики, тоже мастера своего дела… Фантастика! Этому невозможно было поверить. Но как не поверишь? Этот летчик, летчик-уникум, вероятно, единственный в своем роде, может быть, даже и за всю историю авиации. Вот он, рядом. До него можно дотронуться рукой. Сидит, застенчиво улыбается, наблюдая мое недоумение.

— Ну, спите, спите, завтра могут рано поднять. Спокойной ночи. — И он натянул на голову одеяло.

Но уж какая тут спокойная ночь. Усталости как не бывало. Поняв, какой уникальный материал послала мне судьба в лице этого человека, я, разумеется, уже не мог спать, да и гостеприимный хозяин, хотя и лежал тихо, закрывшись с головой одеялом, тоже не спал. У него были свои причины: сбиты в один день два самолета. Разве заснешь?

Так мы и лежали неподвижно, слушая сквозь шелест завязавшегося дождя звуки близкой артиллерийской канонады, доносившейся с Курской дуги.

— Не спите?

— Не сплю.

— Я тоже. Тогда, может быть, поговорим?

Я полез в полевую сумку за толстой тетрадкой, в которую по привычке записывал в свободную минуту все самое значительное и интересное, что доводилось узнать. Он сел на лежаке и, не знаю уж почему, вероятно, под напором нахлынувших воспоминаний, принялся рассказывать необычную свою одиссею…»

Они проговорили до утра. Маресьев рассказывал, Полевой старательно записывал его необыкновенную историю. А потом разговор вновь продолжился, поскольку с рассвета пошел дождь. Думали, что он будет по-летнему недолгим, а он зарядил не шутку. Небо затянуло набухшими плотными облаками. О полетах не могло быть и речи. Полевому же нелетная погода была только на руку. Он сумел еще о многом расспросить Маресьева. Записывая рассказ летчика, корреспондент уже мысленно выстраивал будущую публикацию для газеты «Правда».

— Хочу очень подробно написать о вас в «Правде», — делился своими планами Полевой.

— Что же, напишите, — согласился летчик.

Расставались Полевой и Маресьев как старые друзья. Однако следующая их встреча состоится лишь после войны. На многочисленных фронтовых дорогах им не суждено было свидеться. Война выбирала каждому из них свои маршруты.

После отъезда Полевого Маресьев стал регулярно просматривать свежие номера «Правды». Однако публикации о себе так и не дождался. Не увидел свой материал в газете и Полевой, который он написал по горячим следам, озаглавив «Русский воин Алексей Маресьев». Но если Маресьев не знал, по какой причине очерк о нем не опубликовали на страницах газеты, то автору причина стала известна сразу. Впоследствии Полевой в своей книге «Самые памятные… История моих репортажей» вспоминал:

«Редактор П. Н. Поспелов вышел из-за стола, пожал мне руку своей мягкой, но сильной рукой и с некоторой торжественностью подвел меня к своему необычайно большому, вмонтированному в стену сейфу. Открыл тяжелую дверцу. Достал уже начавший желтеть оттиск газетной полосы с приколотой к нему гранкой передовой. В полосе стояла и фотография: Алексей Маресьев, усталый, с запавшими глазами, с щетиной на подбородке на фоне своего самолета.

— Вы узнаете этот почерк? — очень торжественно спросил он, указывая на оттиск.

В левом углу страницы синим карандашом было написано: „Интересно, но давать сейчас несвоевременно. Пусть товарищ Полевой напишет об этом подробней“.

Да, почерк этот, с четко выписанными и как бы заостренными к верху буквами, был мне знаком. И. Сталин!

— Теперь вы поняли, в чем дело? — спросил редактор. — Несвоевременно.

Это точно сказано: несвоевременно. Чтобы отвлечь внимание от сокрушительного поражения на Курской дуге, Геббельс вопит сегодня, что русские армии обескровлены, что русские выдыхаются, бросают в бой последние резервы. Стариков, детей, недолечившихся раненых из госпиталей. Это сейчас лейтмотив всей их пропаганды. Своевременно ли рассказывать о том, что в нашей авиации воюют безногие летчики?»

В конце этого разговора Поспелов сказал Полевому:

— Не огорчайтесь. Это не пропадет, кончится война, издадим целую книгу… Пишите… Это стоит книги.

Наш рассказ о книге еще впереди. А пока вернемся в 63-й гвардейский истребительный авиационный полк. В те же жаркие дни в полку побывал и командующий ВВС Красной армии маршал авиации А. А. Новиков. Координируя усилия 1-й, 15-й и 16-й воздушных армий, маршал авиации не упускал из виду боевые действия отдельных частей и соединений, нередко приезжал и прилетал на фронтовые аэродромы, чтобы встретиться с кем-либо из летчиков. Он искренне радовался, узнав, что летчик А. В. Ворожейкин на Як-7 в одном воздушном бою сбил три вражеских самолета. В другом полку старший лейтенант Н. Д. Гусев с 5 по 11 июля уничтожил 13 фашистских самолетов. Летчики-гвардейцы 63-го авиаполка также отличились, уничтожив два десятка вражеских самолетов. Поэтому был хороший повод побывать и у гвардейцев.


Еще от автора Николай Александрович Карташов
Ватутин

Герой Советского Союза генерал армии Николай Фёдорович Ватутин по праву принадлежит к числу самых талантливых полководцев Великой Отечественной войны. Он внёс огромный вклад в развитие теории и практики контрнаступления, окружения и разгрома крупных группировок противника, осуществления быстрого и решительного манёвра войсками, действий подвижных групп фронта и армии, организации устойчивой и активной обороны. Его имя неразрывно связано с победами Красной армии под Сталинградом и на Курской дуге, при форсировании Днепра и освобождении Киева..


Станкевич

Книга посвящена одной из ярких фигур русской общественной мысли первой половины XIX века, поэту, философу и просветителю Николаю Станкевичу. Друг Я. М. Неверова, В. Г. Белинского, К. С. Аксакова, Т. Н. Грановского, М. А. Бакунина, И. С. Тургенева, человек, стоявший у истоков творчества выдающегося поэта-песенника А. В. Кольцова… В литературно-философском кружке Станкевича черпало вдохновение целое созвездие имен, с которыми связана разработка важнейших отечественных философских и эстетических концепций.


Рекомендуем почитать
Интересная жизнь… Интересные времена… Общественно-биографические, почти художественные, в меру правдивые записки

Эта книга – увлекательный рассказ о насыщенной, интересной жизни незаурядного человека в сложные времена застоя, катастрофы и возрождения российского государства, о его участии в исторических событиях, в культурной жизни страны, о встречах с известными людьми, о уже забываемых парадоксах быта… Но это не просто книга воспоминаний. В ней и яркие полемические рассуждения ученого по жгучим вопросам нашего бытия: причины социальных потрясений, выбор пути развития России, воспитание личности. Написанная легко, зачастую с иронией, она представляет несомненный интерес для читателей.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь-поиск

Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».


Интервью с Уильямом Берроузом

Уильям Берроуз — каким он был и каким себя видел. Король и классик англоязычной альтернативной прозы — о себе, своем творчестве и своей жизни. Что вдохновляло его? Секс, политика, вечная «тень смерти», нависшая над каждым из нас? Или… что-то еще? Какие «мифы о Берроузе» правдивы, какие есть выдумка журналистов, а какие создатель сюрреалистической мифологии XX века сложил о себе сам? И… зачем? Перед вами — книга, в которой на эти и многие другие вопросы отвечает сам Уильям Берроуз — человек, который был способен рассказать о себе много большее, чем его кто-нибудь смел спросить.


Syd Barrett. Bведение в Барреттологию.

Книга посвящена Сиду Барретту, отцу-основателю легендарной группы Pink Floyd.


Ученик Эйзенштейна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.