Мардук - [3]
— Спас? — выкрикнула Елена. — Спас? Тварь! Ты что, не знаешь, что со мной делали в тюрьме? Как я жива осталась, до сих пор… — Елена замолчала.
— Да, — согласился Мардук, — я сам удивляюсь.
— Подонок, — повторила Елена тихо, так что Мардук догадался об этом только по движению ее губ, — подонок, — повторила она громче.
Мардук расстроился.
— Вообще, — сказал, — при чем здесь я? При чем здесь мы? Трамвай устроили, заметь, не тюремщики, а те, кто захватил тюрьму… Ленка, не дури, открой дверь. Там договорим.
Лена отвернулась, задернула занавеску.
Мардук пошел вдоль стены домика к двери. Он приминал каблуками недавно выпавший снег, оставлял в пушистом, мягком, белом твердые продавленные следы.
Дверь распахнулась.
Мардук остолбенел.
На пороге стоял робот-убийца.
— Вот те на, — обиженно сказал Мардук, — как же тебя в тюрьму-то не посадить? Я к тебе с открытым сердцем, с распахнутой душой, а ты мне — железяку с прямой наводкой.
Робот помигал зеленоватой лампочкой. Мардук опасливо оглянулся. Позади все еще катались по снегу Рекс с охранником.
«Ну, да все равно, — сообразил Мардук, — если долбанет, то лучик и до них достанет».
Робот-убийца был оружием древним — поновее, чем танки, но все же древним — и потому с совершенно убойной силой. Хряпнет, не разбирая…
— Леночка, — попросил Мардук, — убери ты своего железного дровосека. Я ж без никого. Сама видишь… Этот, — Мардук кивнул в сторону охранника и Рекса, — собаколов… не в счет. Больше для солидности и смеха, чем для охраны. Сдвинь антропоида — дай пройти человеку.
Робот замигал красной лампочкой.
— Ладно, ладно, — Мардуку сделалось не по себе, — я уйду, уйду, скажи только, где Ионафан, — и все. И я отваливаю.
Во лбу робота загорелась нестерпимым светом огромная матовая белая лампа, подобная далекому солнцу в зимнем синеющем небе.
«Все, — подумал Мардук, — все… Отыгрался в казаки-разбойники, — и тут же удивился тому, что одновременно с этой отчаянной мыслью холодно и бесстрастно отметилось: — А роботов им Емелька поставлял, наверное? Кто ж еще? Ворюга».
Ленка, по-видимому, медлила нажимать кнопку, и Мардук решился использовать последний шанс.
Когда-то, в годы шальной юности, Емелька разъяснял Мардуку: «Ну а коли попался — не беги… Ён достанет. Если поспеешь — звездани промеж глаз, по фонарю. Сильно звезданешь, ён, может, испортится. Чихнет так и остановится. Ну а несильно… Пиши пропало. Рванет так…»
Результата своего удара Мардук никак не ожидал.
Робот кракнул, осел и как-то нелепо и быстро рассыпался, даже без особого грома.
Мардук радостно рассмеялся и перешагнул через его останки.
Елена отступила назад, прижалась к стене.
Мардук поднял с пола ржавый болт.
— Это вас что, Емелька снабжает? — весело спросил он.
Ленка молчала.
Мардук прошел в комнату и притворил дверь.
— Вот гад, — так же весело продолжил он, подбирая белую ворсистую шубу и усаживаясь на стул. — Ворует со склада державное имущество, загоняет мирным гражданам.
— Вам не жарко? Не взопреете в шубе? — спросила Лена.
— А, — Мардук махнул рукой, — не взопрею. Спасибо за заботу. Я говорю: гад Емелька! Добро бы хорошее имущество продавал, а то списанных перержавленных роботов-убийц.
— Емельяну Ивановичу, — докторально сказала Елена, — негде достать хороших роботов. Спасибо и на этом!
— Те-те-те, — начал было Мардук, но тут на улице щелкнул выстрел.
В дверь постучали.
— Да-да, — сказала Елена.
Дверь скрипнула.
Елена в ужасе поднесла руки к лицу.
— Справился? — не оборачиваясь, поинтересовался Мардук. — Придушил лютого врага? Или ворог вырвался и убежал?
— Простите… великий координатор, — с трудом выхрипнул искусанный в кровь охранник, — у вас индпакета не найдется?
Мардук лениво повернул голову.
— Что, — тихо спросил он, — покусали? — И добавил с мстительным странным чувством: — Это тебе не из нагана в затылки безоружным шарашить.
— Подонок, — выдохнула Елена, — он ведь выполняет твои приказы. Подите сюда, у меня есть бинты и йод. Я обработаю раны.
Мардук снял папаху, хлопнул ее на стол, потом сдернул запотевшее пенсне, стал его протирать.
— Приказы, — Мардук хмыкнул, — мои приказы… А зачем он их выполняет? Иди, иди! — Он махнул рукой застрявшему на пороге охраннику. — Иди к гуманистке, она тебе поможет.
Охранник вошел в комнату, плотно закрыл дверь и, осторожно обходя Мардука, побрел к Елене.
— Видали? — Мардук вздел на нос пенсне. — Нашли крайнего. Мои приказы. Приказ приказом, но всегда есть тот, кто с готовностью, — Мардук поднял руку в черной лайковой перчатке, — с радостью его выполнит. Вот прикажи я ему: застрелись! — он ведь сто отговорок придумает, прежде чем возьмется выполнять такой приказ, забюллетенит, паскуда, — Мардук зевнул. — А скажи: застрели! — и застрелит, сукин кот…
Мардук заложил руки за голову, вытянул ноги в черных глянцевитых сапогах на полкомнаты.
Елена перевязывала покусанного охранника; скосив глаза на Мардука, она спросила:
— Не холодно в сапожках по морозцу?
— Нет, — спокойно ответил Мардук, — яловые и портянки хорошие, байковые. Не холодно.
— Что же мне, — буркнул охранник, — не выполнять теперь ваши приказы?
— Я те не выполню, — пообещал ему Мардук, — я те не выполню!.. Через два перехода Космква, пойдешь в штурмовых колоннах. Видали вы… пацифиста? Махатма Ганди выискался. Ишь…

Многим очевидцам Ленинград, переживший блокадную смертную пору, казался другим, новым городом, перенесшим критические изменения, и эти изменения нуждались в изображении и в осмыслении современников. В то время как самому блокадному периоду сейчас уделяется значительное внимание исследователей, не так много говорится о городе в момент, когда стало понятно, что блокада пережита и Ленинграду предстоит период после блокады, период восстановления и осознания произошедшего, период продолжительного прощания с теми, кто не пережил катастрофу.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

В сборнике эссе известного петербургского критика – литературоведческие и киноведческие эссе за последние 20 лет. Своеобразная хроника культурной жизни России и Петербурга, соединённая с остроумными экскурсами в область истории. Наблюдательность, парадоксальность, ироничность – фирменный знак критика. Набоков и Хичкок, Радек, Пастернак и не только они – герои его наблюдений.

Книга посвящена одному из самых парадоксальных поэтов России XX века — Борису Слуцкому. Он старался писать для просвещенных масс и просвещенной власти. В результате оказался в числе тех немногих, кому удалось обновить русский поэтический язык. Казавшийся суровым и всезнающим, Слуцкий был поэтом жалости и сочувствия. «Гипс на рану» — так называл его этику и эстетику Давид Самойлов. Солдат Великой Отечественной; литератор, в 1940–1950-х «широко известный в узких кругах», он стал первым певцом «оттепели». Его стихи пережили второе рождение в пору «перестройки» и до сих пор сохраняют свою свежесть и силу.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.

«Вдалеке от дома родного» — дополненное и исправленное переиздание книги В. Пархоменко «Четыре тревожных года»,Время быстротечно. Давно ли я играл с мальчишками «в папанинцев», лихо гонял по двору на красном самокате и, убежденный, что воспитываю в себе храбрость, прыгал на ходу на трамвайные подножки? Давно ли бредил полетами Чкалова, Коккинаки? Давно ли я под вой сирен воздушной тревоги, задрав голову, вглядывался в летнее синее небо, пытаясь угадать, с какой стороны появятся фашистские бомбардировщики?

Эта книга — документальный рассказ о боевых делах черноморских летчиков, участников героической обороны Севастополя в дни Великой Отечественной войны. Автор собрал большой фактический материал, на основе воспоминаний защитников города воссоздал картину героических действий авиации в небе Севастополя.

Книга критика, историка литературы, автора и составителя 16 книг Александра Рубашкина посвящена ленинградскому радио блокадной поры. На материалах архива Радиокомитета и в основном собранных автором воспоминаний участников обороны Ленинграда, а также существующей литературы автор воссоздает атмосферу, в которой звучал голос осажденного и борющегося города – его бойцов, рабочих, писателей, журналистов, актеров, музыкантов, ученых. Даются выразительные портреты О. Берггольц и В. Вишневского, Я. Бабушкина и В.