Мао Цзэдун - [5]

Декорации были расставлены. Оставалось ждать выхода на сцену актеров.

В тридцать лет Дэн Сяопин был коротеньким, плотным мужчиной с яйцеобразной, почти наголо обритой головой. Еще в Париже он подростком овладел навыком выпуска информационных листовок местного отделения Китайской лиги коммунистической молодежи. Особого искусства для того, чтобы процарапать иероглифы на покрытой воском пластине, покрыть ее приготовленной из сажи и тунгового масла тушью, а затем сделать несколько десятков оттисков, не требовалось. Но репутация журналиста за Дэном закрепилась. В описываемое время он уже дорос до поста редактора армейской газеты — однополосной, отпечатанной на примитивном мимеографе «Хунсин» («Красная Звезда»)..

Номер от 15 января 1935 года сообщал о теплой встрече жителями Цзуньи бойцов Красной армии, вошедших в город без единого выстрела: передовой отряд убедил защитников открыть городские ворота, выдав себя за авангард правительственных войск. В небольших заметках с восторгом говорилось об «образе Красной армии, запечатлевшемся в сердцах народных масс», об организации Революционного комитета, берущего на себя функции управления городом.

И ни малейшего намека на то, что Политбюро вот-вот соберется на свое, пожалуй, самое важное заседание. Дэн будет присутствовать на нем в качестве технического секретаря. Проблемы, обсуждаемые руководством партии, окажутся настолько деликатными, что даже месяц спустя о принятых на заседании решениях не узнают и высшие партийные чиновники. Чтобы дозировать информацию и выработать механизм ее доведения до подчиненных, вождям потребуется еще одна встреча.

Двадцать членов Политбюро собрались поздним вечером в привлекательном на вид двухэтажном и окруженном просторной верандой особнячке из темно-серого кирпича. Вместе с красными командирами Чжоу Эньлай занял дом, принадлежавший одному из местных военачальников. Бо Гу и Отто Браун квартировали неподалеку, на улице, что вела к кафедральному собору — внушительному зданию с трехъярусной крышей, придававшей ему вид более китайский, чем у китайских храмов. Собор был окружен огромным цветником, где расположился отряд личной охраны руководителей похода. Мао и двое его преданных сторонников — Чжан Вэньтянь и Ван Цзясян, вместе с шестью телохранителями разместились на другом конце города в доме какого-то генерала, украшенном резьбой по дереву и окнами-витражами. Целую неделю, прошедшую после их прибытия в Цзуньи, Мао выстраивал свою линию нападения. Теперь она была готова. И схватка не заставила себя ждать.

Из воспоминаний Отто Брауна:

«Мао, безусловно, жаждал мести… В 1932 году… весь его военный и политический авторитет оказался растерян… Сейчас же перед ним маячила возможность — на достижение которой ушли годы партизанской борьбы — демагогической игрой на отдельных организационных и тактических ошибках, чудовищной клеветой и фантастическими измышлениями опорочить партийное руководство и нейтрализовать… Бо Гу. Мао удалось не только реабилитировать себя, но и прибрать к рукам армию, что уже ставило под его контроль всю партию».

Окна небольшой, полной серьезных мужчин комнаты выходили во внутренний двор, в центре которого горела жаровня, посылавшая волны призрачного тепла промозглой и холодной гуйчжоуской зиме. В бамбуковых шезлонгах возлежали Ван Цзясян и еще один раненый генерал. В стороне от всех у двери сидел Браун со своим переводчиком.

Основной доклад как номинальный лидер партии делал Бо Гу. Он не согласился с тем, что утеря центральной базы партии и последовавшие за ней военные неудачи явились следствием ошибочной политики руководства. Нет, причина несчастий крылась в превосходстве сил противника и в поддержке националистов империалистическими государствами.

Следующим слово взял Чжоу Эньлай. Он признал ряд личных ошибок, однако, как и Бо Гу, напрочь отверг мысль о том, что неверной оказалась вся стратегия партии. В то время у Чжоу еще оставалась надежда спасти что-то из-под руин.

Затем поднялся в атаку Мао. Сорок лет спустя Отто Браун вспоминал, что это был не экспромт, как обычно: в руках Мао держал «тщательно подготовленный» текст. Главная проблема, по словам выступавшего, заключалась вовсе не в превосходстве противника. Она состояла в том, что партия отошла от «основополагающих принципов стратегии и тактики, благодаря которым Красная армия добивалась побед в прошлом» или, другими словами, в том, что партия отказалась от политики «гибких партизанских действий», разработанной вместе с Чжу Дэ самим Мао. Если бы не это, подчеркнул докладчик, националистические круги были бы обречены на поражение. Однако Красной армии навязали засасывающую позиционную войну, строительство оборонительных сооружений, распыление сил в бесплодной попытке сохранить за собой «каждую пядь освобожденной территории». Временную сдачу отвоеванных районов еще можно было бы как-то объяснить, а вот подрыв сил Красной армии оправдать невозможно, поскольку именно армия — и только она одна — была в состоянии вернуть потерянное.

Вину за все допущенные ошибки Мао возложил непосредственно на Отто Брауна. Военный советник Коминтерна вынудил армию принять неверную тактику, а его «грубые методы руководства» привели к «абсолютно ненормальной обстановке» в Военном совете. Речь шла о воспринимаемом многими с глубоким отвращением менторском, если не диктаторском стиле работы Брауна. Бо Гу же, как сказал Мао, оказался не в состоянии обеспечить действенное политическое руководство, что привело к наслоению одних военных ошибок на другие.