Маньяк - [55]

Шрифт
Интервал

Костоев объявил Чикатило об аресте, предъявил ему постановление. Чикатило расписался, ждал, нагнув голову, ни о чем не говорил. В движениях его в ходе всех процедур была тоже какая-то заторможенность. Мы его препроводили в Комитет госбезопасности, к дежурному. Было около восьми часов вечера 20 ноября…

На этом, пожалуй, можно было бы поставить точку, простившись с Анатолием Евсеевым. Но после показаний в суде и после наших с ним встреч в блокнотах остались картинки и эпизоды, которые, как мне кажется, грех похоронить в архивах. Кому-то ведь пригодятся наблюдения человека, которому пришлось провести рядом с Чикатило два месяца, порой буквально, как говорится, «скованным одной цепью». Назовем его рассказ «Рядом с убийцей».

Рядом с убийцей

— А проявлялось ли его отношение к содеянному? Например, раскаяние?

— Такого чувства не приходилось замечать ни разу. Он на выводке вел себя так, будто вместе с коллективом проводит обычную работу. Обычный рабочий момент, вот и все.


В феврале-марте 1991 года начались следственные действия по воспроизведению показаний Чикатило. Официально они называются «следственный эксперимент на месте преступления», а для кратности просто «выводка». Это была изматывающая работа. В иных местах у Чикатило накопилось по нескольку жертв: на левом берегу Дона у Ростова, в Ботаническом саду университета, куда уводил их прямиком с вокзала. Многих оставил в парке Авиаторов. Новочеркасск, Шахты, Новошахтинск, Родионово-Несветайский район, Ташкент, Свердловск, Ленинград, Краснодар, Иловайск… Нужно было не просто получить от Чикатило показания, подтверждающие его преступления. Суду необходимо было представить видеоматериал, из которого следовало бы, что обвиняемый действует по своей воле, никто его не принуждает, показания даются без колебаний и сомнений, уверенно.

Волею службы в конвойную группу из трех человек попал и Анатолий Евсеев. Два месяца пришлось ему провести рядом с Чикатило в поездах, самолетах, машинах, порой скованным с ним одной цепью. Он называл своего спутника Андрей Романович или Романыч, у них установился полный контакт, о котором Чикатило на суде говорил: «Анатолий Иванович мне как родной человек».

Готовясь к выводке, следователи, криминалисты, конвойные, учитывая выполнение своих специфических задач, обсуждали все подробности организации. Лучше, если в группе будут люди, не бывавшие на местах убийств, чтобы не было никакого подлога, чтобы суд ни в чем не усомнился: иначе, просмотрев кадры, судья может спокойно зачеркнуть всю работу, заявив, к примеру, что сотрудник милиции, к которому был «примкнут» Чикатило, направлял действия подсудимого, «вел» его к месту преступления. И против такого аргумента нечего было бы возразить. Тогда придумали такой вариант. Наручники распилили на две части, раздобыли тонкий трехметровый тросик и припаяли концы к каждой части. Провели испытания на прочность. Отработали варианты блокировки ведомого, если он вдруг попытается покончить с собой: например броситься под машину или электричку. Конвой был вооружен.

…Утром в конце февраля 1991 года две машины прибыли на пляж в Новочеркасске, где не так давно был убит Ваня Ф-н. Чикатило воспроизвел события того трагического дня. Но тут случилось непредвиденное: кто-то заметил действия милиции, с расположенного неподалеку мелькомбината начали подходить люди, среди них было много женщин. Чикатило первым почувствовал неладное, начал рваться на по водке. Женщины, подошедшие на довольно близкое расстояние, были настроены на решительные действия. Конвойные поняли это по тому, что люди подходят молча, не кричат, не обзывают арестованного всяческими словами. А это обозначало прямую угрозу, решимость начать расправу. К машине путь был пока свободен, кто-то тихо скомандовал: «Бегом! Впереди всех бежал, натянув поводок, Чикатило. Последними хлопнули дверцами конвойные, и автомобили тронулись. Только через несколько минут всем удалось прийти в себя, осознать то, что с ними только что могло произойти. И главное, они были бы бессильны что-либо предпринять: не будешь же в женщин стрелять…

Конвойные только теперь начали понимать, что именно предчувствовал, чего опасался Чикатило, заинтересованно, настойчиво выясняя, куда, когда предстоят очередные выводки. Он прекрасно ориентировался, где есть открытая местность, где не исключались скопления людей или возможность случайных встреч, даже просто с прохожими. И если к его доводам не прислушивались, уходил в себя, становился неразговорчивым, задумчивым, им овладевала какая-то тихая паника. Когда приезжали туда, где, по его расчетам, встреча с населением не исключалась, да и вообще на любой открытой местности, он суетился, торопился, рвался на поводке вперед, стараясь быстрее скрыться в чащобе.

В следственном изоляторе, давая показания, он к каждому эпизоду сам рисовал схему: подробную, с выкладками, откуда шли, куда направлялись, где свернули… Схемы эти были порой чрезвычайно сложными, отражали мельчайшие детали, что само по себе было удивительным: рассказывалось ведь о преступлениях, совершенных много лет назад. Пятнадцатилетнего Сергея М-ва он убил в конце декабря 1983 года. На теле учащегося профтехучилища из города Гуково было зафиксировано свыше семидесяти ранений. Совместный путь их был долгим. Чикатило вышел с мальчиком на станции Персиановка. Прошли по территории сельскохозяйственного института, потом по аллее к автотрассе Новочеркасск—Шахты, свернули на грунтовую дорогу. Чикатило, поддерживая беседу, искал удобное место и все не мог найти. Снова свернули. Миновали косогор. Новый поворот — направились к скоплению деревьев… Дорога заняла больше часа, так вспоминает Чикатило, все посчитав…


Рекомендуем почитать
Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Нездешний вечер

Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.