Маньяк - [41]

Документ содержал просьбу провести служебное расследование и в соответствии со статьей 3 «Положения о дисциплинарной ответственности судей, отзыве и досрочном освобождении судей и народных заседателей судов РСФСР» возбудить дисциплинарное производство в отношении Леонида Акубжанова, решить вопрос о его дисциплинарном наказании…

Я показал документ юристам, попросил прокомментировать. Они откровенно смеялись: в судопроизводстве можно найти сколько угодно петель и крючков, чтобы затормозить любое дело. Это откровенно тормозят, используя любые зацепки…

Все же спросил у Антонины Извариной, председателя облсуда, будут ли давать бумаге ход?

— Да что вы? Это же грубое вмешательство в ведение процесса. Или вы думаете, что мы не следим за его ходом?..

А хода суда не было. Десятки потерпевших, мотающихся впустую в Ростов, разумеется, возмущались. «Цирк», «откровенная возня», «непонятная игра», «комедия» — так говорили они о суде.

Тогда встал Олег Ф-н, отец Вани, найденного в камышах в Новочеркасске.

— Мы долгое время наблюдаем, — заявил Олег, — что крутит делом, как хочет, один человек. Он постоянно что-то на наших глазах обсуждает с другим товарищем. Непонятно, чьи интересы и какие он здесь представляет. Но мы прекрасно видим, чего он добивается: помешать процессу, сорвать его. Я заявляю отвод этому человеку. Называю его: представитель Государственного обвинения Герасименко…

Это было 19 мая. После совещания суд вынес определение: «Потерпевший Ф-н заявил отвод гособвинителю по делу Герасименко по тем мотивам, что тот ведет дело к срыву и выступает в этом вместе с защитой. Судебная коллегия находит заявленный отвод прокурору подлежащим удовлетворению. Прокурор на всем протяжении данного судебного процесса ведет линию на его срыв. Его позиция фактически совпала с позицией подсудимого, что неоднократно было отмечено в определениях суда. Больше того, грубо нарушая действующее процессуальное законодательство, прокурор проводил свою позицию и за рамками данного процесса, оказывая таким образом незаконное давление на суд, с целью прекращения слушания дела. Эти обстоятельства дают основания считать, что гособвинитель Герасименко лично, прямо или косвенно, заинтересован в этом деле. Рассмотрение столь сложного дела при таких действиях гособвинителя делает объективное, беспристрастное разбирательство и установление истины по делу весьма сложным, фактически невозможным. А прокуратура может направить в судебное заседание другого гособвинителя, о чем уведомить Генерального прокурора России…»

Судебная коллегия определила:

Отвод, заявленный потерпевшим Ф-ным гособвинителю прокурору Н. Ф. Герасименко, удовлетворить. Освободить гособвинителя Герасименко Н. Ф. от дальнейшего участия в деле. Слушание продолжить…»

Такого поворота никто не ожидал. И Герасименко тоже. Он еще медлил.

— Вы свободны, товарищ прокурор, — напомнил ему Акубжанов. Собрав бумаги, Герасименко удалился.

…В тот день после судебного заседания я зашел к ним в кабинет на втором этаже. Костоев и Герасименко сидели молча, настроение у обоих было подавленное.

— Ну что, теперь в Москву? — спросил я, обращаясь к ним.

— Я еще с недельку побуду, подожду, что скажет Российская прокуратура, — сказал Герасименко.

Костоев помедлил. Потом произнес:

— А я завтра же улечу. Мне здесь больше делать нечего. — Потом встал. — Да, завтра же в Москву, — сказал он так, будто принял важное решение.

После того как прокурор Герасименко был выведен из состава суда, заседания на некоторое время были прерваны. Причина веская: в процесс ввели сразу двоих представителей обвинения, чтобы максимально обеспечить соблюдение законности в ходе рассмотрения дела. Прокурорам потребовалось время для ознакомления с материалами. Судебные заседания продолжились, и шли они теперь удивительно ровно и продуктивно, без крючкотворства, и даже два прокурора не усмотрели никаких нарушений закона.

В числе последних свидетелей по первому убийству был допрошен Александр Бухановский. Речь, произнесенную им в суде, я и представляю с небольшими сокращениями в следующей главе.

О чем сказал Бухановский.

«Уже к середине первого дня Чикатило впервые в жизни рассказал о том, что с ним происходило, как это начиналось, как случилось первое убийство, как это мучило его…»

Уважаемый суд! Я — внештатный научный консультант отдела по раскрытию особо тяжких преступлений отделения уголовного розыска областного УВД. С весны 1984 года, по инициативе начальника отдела В. В. Буракова, началось мое сотрудничество с милицией по уголовному делу «Лесополоса». Обращались тогда ко многим, в том числе и на нашей кафедре. Но так случилось, что постоянно работал с этой бригадой лишь я. Хочу отметить, что именно милиция постоянно проявляла инициативу в контактах с наукой, во всяком случае, в той области, в которой пришлось работать мне. В тот период работа никакими договорами, к сожалению, не оговаривалась. Просто весьма часто собирался узкий круг лиц и передо мной ставили те или иные задачи. Paбота осуществлялась совершенно бескорыстно, если говорить о деньгах, хотя, по некоторым оценкам, только создание проспективного портрета преступника стоит не один десток тысяч долларов. Вынужден об этом сказать, ибо в одной из публикаций недавно заявлено о моих «личных корыстных интересах».