Мамина дочка - [27]

Я увидела длинный коридор, запруженный людьми. Люди сидели и стояли вдоль ядовитых розовых стен. Здесь пахло потом, плесенью, медикаментами и еще чем-то тяжелым, возможно страхом. От главного коридора отходили другие коридоры, наполненные людьми, как стручки горохом. Под одним из кабинетов я увидела свою маму. Она стояла у стены, но к ней не прислонялась. Стояла, независимо вскинув голову и подчеркнуто держа спину. Она постояла минуты две, потом достала из сумки пачку сигарет и пошла куда-то вглубь. Наверное, там был туалет. Тогда я вышла из-за угла и посмотрела на табличку на дверях. В глазах у меня потемнело…

Я поспешила выйти из здания. Чего хорошего, — если мама вернется и обнаружит меня в полуобморочном состоянии? Но далеко я не ушла, затаилась в скверике. Проторчала там очень долго. Видела, как через несколько часов вышла и направилась к проспекту моя мама. Теперь я могла зайти внутрь и немного согреться. А еще через час из кабинета торопливым шагом вышел распаренный мужчина в белом халате. К нему сразу со всех сторон метнулись люди из очереди. Но доктор несколькими фразами осадил страждущих. И пошел к выходу, глядя сквозь толпу остановившимся взглядом.

Я шла за ним по пятам. Доктор вышел в сквер, как был, в одном халате, и тут же жадно припал к сигарете. Я дала ему сделать несколько затяжек. Потом подошла и стала рядом.

— Доктор, я хочу спросить…

— Что вам? — гневно глянул на меня мужчина. — Неужели нельзя подождать хотя бы немного?

— Я жду с раннего утра.

— Ну и где ваша очередь? Еще не подошла?

— Доктор, я не занимала очередь. Я хочу спросить вас о маме. Она была у вас сегодня.

— Девушка, передо мной сегодня прошли десятки людей!

Но меня не так просто было сбить. Я протянула ему амбулаторную карту, которую догадалась полулегально получить в регистратуре.

Мужчина нехотя глянул в нее, перелистал. Я стояла рядом и машинально придерживала его за рукав. Накрахмаленная материя хрустела под моими пальцами.

— Девушка, — сказал врач, меряя меня укоризненным взглядом. — Если ваша мама не хочет обсуждать с вами свое состояние, вам стоило бы уважать ее чувства.

— Я понимаю, — с готовностью закивала я. — Но ведь я все равно уже узнала… Я хочу поговорить с вами, как родственница, понимаете? Я хочу знать всю правду. Я не уверена, что эту правду расскажет мне мама.

Доктор выразительно вздохнул, потом произнес куда-то в сторону:

— Ничего обнадеживающего я вам сказать не могу.

— Скажите как есть.

— Ладно, пойдемте. — Врач потянул меня в сторону полуподвала.

Плечо к плечу мы дошли до другого кабинета в торце коридора, доктор открыл его своим ключом. В кабинете было тихо и свежо. Доктор показал мне рукой на диван, сам с тяжким покряхтыванием опустился на стул и начал говорить:

— К сожалению, ваша мама обратилась к нам слишком поздно. В таком состоянии уже почти ничего невозможно сделать.

Я тут же вцепилась в это «почти».

— А что можно? Можно сделать операцию, да?

Доктор сжал губы в нитку, потрусил головой, как собака после купания:

— Риск очень велик. Сразу вам скажу, что в нашем центре такая операция сделана не будет.

— Но почему?

— Я вам сказал. Надежда на положительный исход микроскопична. Никто не захочет брать на себя такую ответственность.

— Что же вы делаете с такими больными? — спросила я, изо всех сил загоняя назад слезы.

Врач развел руками:

— Мы их выписываем. Под присмотр по месту прописки.

— А если за границу?

— Утопия, — сказал как отрезал врач. — Да, года два назад я бы вам сказал: если есть деньги, дерзайте, пробуйте. А сейчас в наших клиниках все это есть: и оборудование, и лекарства. И все импортные возможности мы знаем не хуже, чем свои. Тамошние отличные хирурги могут и не захотеть связываться с заведомо безнадежным случаем, а другие возьмутся, но не факт, что помогут. В общем, у нас вы столкнетесь с тем же самым, так что не советую тратить время и деньги. Кто знает, может, вам и повезет…

Доктор скептически поморщился, всем видом показывая, что шанс минимален. Но я была ему благодарна даже за такое допущение.

Вторая половина дня слабо сохранилась в моей памяти. В институт я не ходила — значит, бродила где-то по городу. Теперь все стало на свои места, даже самые невероятные вещи сделались понятными. Так, мне было ясно, почему мама встречалась с Марком. Ведь он, как ни крути, мой родственник, а мама очень боялась, что я останусь на этом свете одна. Бедная моя, наивная мамочка, неужели не понимала, что я никогда не стану общаться с этой так называемой родней! К тому же я не собиралась сдаваться! Завтра же поговорю с дядей Сашей, может, он знает, где можно найти хорошего хирурга. Заодно прощупаю, можно ли попросить у него денег в долг, наверняка потребуются большие затраты.

Я пришла домой и сразу легла в постель. Мамы еще не было, а я не хотела, чтобы она видела мое лицо в этот вечер. Боялась, что не сдержусь, разрыдаюсь. Вот если появится хоть какая-то надежда, мне будет легче контролировать себя. Ведь самое страшное — это осознание собственной беспомощности.

Не помню, чтобы в ту ночь мне снились какие-то руководящие сны. Но, проснувшись, я четко знала, что мне делать. Как будто Господь в уши нашептал. Я дождалась, когда мама уйдет на работу, вытащила из-под подушки и засунула в сумку ее медицинскую карту, прихваченную вчера из диспансера. Потом вымыла волосы и поехала в свой родной город.