Тихая южная ночь взорвалась внезапно. Только что мирно стучали по шпалам колеса, устало поскрипывали вагоны и свет миллиардов звезд не мог рассеять предрассветную бархатную мглу.
А потом небо стало зеркалом, и в нем заплясал огонь. Поблекли созвездия, и только луна, неестественно раздутая, мертвенно-сизая, стояла в высоте с упорством последнего выжившего солдата. Бесстрастно взирала она, как уцелевшие в катастрофе борются за жизни, свои и чужие. Эти люди мечтали на рассвете увидеть море. Теперь они жаждали лишь одного: выбраться из пылающих вагонов.
Израненная женщина бежала по насыпи, крепко прижимая к себе липкое от крови тельце ребенка. Взгляд ее был прикован к скудной россыпи огоньков в низине. Там были люди, была жизнь. Сельчане уже проснулись от грохота, все больше окошек загоралось в домах, все громче лаяли взбудораженные псы. Там конечно же найдутся врачи, больница, помощь.
Выбравшись на дорогу, женщина вскинула голову на глаз измеряя расстояние до цели. Теперь село казалось дальше, а сил оставалось все меньше. Женщина позволила себе на миг остановиться и заботливо поправить обмякшее тело дочки с болтающимися, словно у тряпичной куклы, ногами и руками. Все еще можно поправить, если добраться поскорей.
Сухопарая фигура вынырнула из тьмы и деловито зашагала в сторону женщины. Сердце матери забилось в надежде – она так уверовала в чудесную помощь, что готова была ждать ее от любого случайного прохожего. Ее лишь немного смущала мысль о том, что фигура движется неестественно быстро. Пара мгновений – и вот она уже рядом.
Это была пожилая сельчанка с блеклым лицом и неприбранными со сна седыми лохмами. Глаза ее мерцали во тьме, как гибнущие звезды, и в них отражался ночной пожар. Постанывали болотные сапоги до колен, развевался от быстрой ходьбы пропахший костром и потом дождевик. Под ним для тепла были поддеты куртка-косуха и плотные рейтузы. Шарф в крупную клетку плотно укутывал тощую шею.
Было что-то пугающее в этой ночной страннице, и в другой ситуации мать первым делом укрыла бы от нее свое сокровище, дочь. Но сейчас любая странность дарила надежду на чудо. Женщина бросилась старухе наперерез.
Та глянула мельком на несчастную мать, ничего не спросила и лишь ступила в сторону, пытаясь ее обойти. Но женщина не собиралась так просто сдаваться.
– Бога ради, помогите мне! – взмолилась эта обычно насмешливая атеистка.
– Прости, милая, сейчас я слишком спешу, – откликнулась старуха хриплым и неловким голосом, как будто до этого момента ей годами приходилось молчать. – Иди в село, отыщи там помощь.
– Я не дойду! – в отчаянии крикнула мать. – А моя дочь умирает!
Словно в подтверждение этих слов она медленно осела на землю, и старухе с явной неохотой пришлось подхватить ребенка. Отведя пальцем слипшиеся кудри, она заглянула в застывшее лицо малышки и покачала головой.
– Помогите ей, – прошептала женщина, обнимая тощие ноги старухи. – Я знаю, вы можете. Просто сделайте это!
– Зачем ты просишь об этом, глупая? Твоя дочь юна и невинна, она войдет в новый мир легче, чем раскаленный нож входит в холодное желтое масло. Позаботься лучше о себе. У тебя еще могут быть дети. Если хорошенько подлечиться, конечно.
– Нет! – крикнула мать. – Мне не нужны другие дети!
– Подумай-ка получше, дорогая. Не обрекай ее на судьбу, может, тысячекратно более горькую, чем ранняя смерть. У всего в мире есть цена…
Но женщина не желала ее слушать. Она понимала лишь одно – старуха почти согласна ей помочь, и жарко целовала ее сапоги.
– Что ж, воля твоя, – вздохнула та. – Крещена ли малышка?
– Нет!
– В крайней ситуации крестить ребенка может и тот, кто не имеет священного сана. Здесь есть мать, умирающее дитя и я – его крестная. И вот я крещу тебя, дитя, во имя…
Дальнейшего женщина уже не услышала. Вкус железа во рту стал невыносим, звезды погасли, темнота погребла ее под своей свинцовой тяжестью.
Она очнулась на скрипучей кровати в палате с деревянными стенами и низким желтым потолком. В распахнутые окна вливался запах сопревших на солнцепеке трав. Смуглая темноглазая медсестра улыбнулась ей и проворковала ласково:
– Ну, вот мы и открыли глазки. Значит, скоро встанем на ножки.
– Где мой ребенок?! – в ужасе оглядываясь, выдохнула женщина.
– Ой, да шо ж вы так волнуетесь? На всю больницу прям караул кричите. Сейчас выгляну в коридор да покличу.
Она ненадолго скрылась за дверью и вновь появилась, ведя за руку малышку с пылающими от беготни и смеха щеками. Мать разглядывала ее так, словно не доверяла собственным глазам. Платье, сандалии и даже бант в волосах были чужие, но это была ее дочь. Девочка радостно бросилась к матери.
– А почему она не в кровати?
– Тю, с какой стати? – удивилась медсестра. – На тихий час мы ее в сестринской укладывали, а сейчас-то ужинать пора.
– Разве она не ранена? Не нуждается в лечении?
– Да не царапинки нема! – заверила девушка. – У ней вся одежка была в крови, вот вы и спужались. И хорошо, что прибежали сюда, прямо к доктору на операционный стол. А то осталась бы ваша доча… ой, да вы отдыхайте, а то мне от врача нагорит, – спохватилась она. – А мы в столовку побежим, пока всё без нас не съели, ага, Лидуня-красуня?
