Судя по всему, май в этом году задался целью побить все предыдущие температурные рекорды, когда-либо выпадавшие на последний месяц весны. Столбик термометра приближался к отметке плюс двадцать пять.
Алиса Малахова медленно шла в сторону подземки.
Последний день рабочей недели выдался, мягко говоря, неприятным. Час назад Алиса пополнила ряды безработных.
Написать заявление об уходе ее вынудила банальная причина.
Мастер лоскутной техники, Алиса Малахова любила свою работу — все, что она создавала было профессионально и талантливо. В заказах не было недостатка, и зарплату она получала вполне достойную. Одна беда, ее шеф… Олег Андреевич, или старый осел, как называет его секретарша Марина, от намеков перешел к действиям. Сняв его пухлую руку со своего бедра, Алиса попыталась объяснить боссу, что при всех несомненных достоинствах Олега Андреевича она позволяет такие нежности только своему мужу. Не тут-то было, шеф объяснил своей подчиненной, что выгодные заказы она получает благодаря ему, а за это надо платить. Вот и пришлось Алисе Малаховой расстаться с любимой работой. Сидя в вагоне метро, Алиса вспоминала родную деревню в Ивановской области и любимую бабушку. Покойная Варвара Григорьевна заменила внучке родителей, погибших в автокатастрофе, и научила своему ремеслу.
Бабушка, мастерица от Бога, привила внучке любовь к лоскутному мастерству. С улыбкой Алиса вспомнила, как бабушка разрезала старые вещи, аккуратно сортировала лоскутки и складывала их в огромный сундук. А потом на глазах у девочки из маленьких разноцветных треугольников собиралась красивая накидка, веселый половичок или «парадное» одеяло.
И очень скоро Варвара Григорьевна начала передавать внучке свое умение.
Любимым занятием девочки стало раскладывание «веселых» лоскутов. Она училась подбирать цвета и использовать разнофактурные ткани, и это занимало ее куда больше, чем игра в куклы с подругами.
К тринадцати годам Алиса уже придумывала сложные композиции, причем все ее работы были индивидуальны.
Варвара Григорьевна была счастлива — внучка оказалась способной ученицей.
Алиса выросла и однажды хмурым утром сошла с покосившегося крылечка, поцеловала бабушку и с потертым чемоданом в руках отправилась покорять Москву. Кроме нехитрых пожитков, она везла с собой адрес бывшей соседки, года два назад перебравшейся в столицу, жгучее желание отшлифовать полученные от бабушки знания и веру в собственные силы.
Состав резко затормозил. Алиса вскочила как раз вовремя, пора было выходить.
* * *
Купив в киоске свежий номер журнала «Дизайн плюс», Алиса направилась в сторону блочной многоэтажки, к Любане Карповой, многодетной матери семейства, а по совместительству — лучшей подруге Алисы.
— Не поняла юмора. — Люба уперла руки в бока. — Рабочий день в разгаре, а ты по городу разгуливаешь. Что случилось, госпожа Малахова?
— Считай меня вольным художником, сегодня утром написала заявление.
— Дела! — Люба потерла руки. — Наконец решилась? Одобрямс, давно пора. Это надо обговорить, быстро раздевайся, мой руки и марш на кухню.
— Чем так вкусно пахнет?
— Фирменными котлетками.
— Неужели?
— Мой руки, сейчас снимешь пробу, давай-давай, не стой, проходи.
В ванной все сверкало, и как это подруга все успевает? С раннего утра Любаня на ногах. Сначала бежит за детским питанием для Лиды, потом готовит завтрак, провожает на работу супруга, старшего сына в школу, среднего в садик. Далее следует прогулка с дочуркой, магазины, стирка, глажка, опять готовка, и так каждый день.
— Эй, Алиска, ты заснула?
— Пытаюсь понять, сколько часов в твоих сутках? Ни пылинки, ни соринки, стопроцентная стерильность.
— Как у всех, двадцать четыре, но в часе у меня сто минут, — засмеялась Люба.
Расположившись за столом, Алиса отправила в рот кусочек сочной котлеты и застонала от удовольствия:
— Любка, ты прирожденный кулинар!
— Теперь понимаешь, почему Серега меня боготворит?
— Есть за что.
— Так, подруга, мы отвлеклись. Котлеты тебе понравились, это плюс, но на повестке дня тема твоего увольнения. Рассказывай, что у тебя там стряслось.
И Алиса рассказала.
— Вот старый козел! Забудь о нем и не расстраивайся, не пропадешь. — Вот с цербером ты будешь объясняться?
— С каким цербером?
— Со своей Верой Эдуардовной.
— Как ни странно, в последнее время она немного присмирела. В голосе даже теплота появилась.
Люба покачала головой:
— Дурной знак, определенно что-то замышляет! Неожиданное смирение — затишье перед бурей.
— Не каркай. Тебе-то откуда знать? Твоя вторая мама живет за тридевять земель, видитесь в лучшем случае раз в год.
— Отчего обе безмерно счастливы. Хотя Сережкина мать в сравнении с Верой сущий ангел. Слушай, а ты пока повремени с информацией. Скажи, что взяла отпуск, устала, хочешь набраться сил.
— Любань, а смысл? Рано или поздно правда всплывет, нет, я решила, скажу, и будь что будет.
— И о шаловливых ручках начальника поведаешь?
— Очень остроумно. — Алисе сделалось не по себе. Сердце екнуло, в затылке кольнуло, и она поспешила перевести разговор на другую тему.
Спустя час подруги прощались в прихожей.
В дверях Люба дала последнее напутствие:
