— Даже не поблагодарил! — удивился Жорже.
Вместо Жерве это сделал Люка. Маметта ласково потрепала его по волосам и сказала:
— Славный мальчуган! До свидания, дружок!
Старик всю дорогу ворчал, а его драндулет фыркал. Жерве молча забился в угол, и Люка не знал, как начать разговор. Но вдруг он услышал негромкий смущённый голос Жерве:
— Ты в школу ходишь?
— Конечно! — ответил Люка. — Как все…
— А чему учат в школе?
— Всему понемногу: арифметике, грамматике, географии… Ты и сам знаешь.
— Не знаю.
— Как это не знаю? — спросил он. — Послушай…
Он хотел сказать ещё что-то, но возглас: «Ни дна вам ни покрышки!» — прервал его. Тормоза скрипнули, и мальчишки налетели друг на друга.
— Ой, нога!
— Приехали, — буркнул старик. — А ну-ка, выметайтесь!
Люка помог Жерве вылезти из машины. Старик швырнул мешок с морковью прямо на дорогу и, не переставая сердито ворчать, уехал.
Поодаль от церкви, на пустыре, стоял парусиновый балаган в пёстрых заплатах. Над ним развевался вымпел с такой надписью:
Маленький театр
Проспе́ра Касти́ля
даёт представление:
„ШКОЛА СМЕХА“.
Превесёлый фарс.
Начало в 15 часов.
Здесь же стоял автофургон, некогда выкрашенный в голубой цвет, а рядом изрядно помятый прицеп с брезентовым верхом.
В прохладной тени автофургона девушка в бежевом фартуке стирала в тазу бельё, а толстощёкий бутуз смотрел на неё, грызя горбушку.
— Мили! — крикнул Жерве.
Девушка обернулась, продолжая стирать. Она была бледной, худенькой и, несмотря на измученный вид, хорошенькой.
— Наконец-то пожаловал! — сердито заметила она. — Я уж думала, что ты не вернёшься. Папа в ярости… А с ногой что? — спохватилась она. — И кто это тащит наш мешок с морковью? Эй, осторожнее, он дырявый!
— Хорошо… я… — начал было Люка.
— Растяпа опаздывает, а достаётся мне. Да пусть бы этого театра и вовсе не было! Осточертел он мне!
— Я не виноват. Сейчас я всё расскажу… — бормотал Жерве.
— Ну рассказывай, что ты там ещё натворил. Только побыстрее, видишь, сколько у меня стирки.
— Понимаешь… я… ой…
— Он упал и повредил себе ногу. Я отвёз его в дом неподалёку, и там хозяйка сделала ему перевязку, а её муж привёз нас на машине, — выпалил Люка, боясь, что девушка снова перебьёт его.
Мили пристально посмотрела на брата и в изнеможении опустилась прямо на мокрое бельё.
— Вечно ты ворон считаешь! Нет, хватит с меня… Вот она, счастливая семейная жизнь: грязь, нищета, а вдобавок этот шалопай ногу себе повредил!
Вдруг она перестала сердиться, и лицо у неё стало добрым и ласковым. Она вскочила и подбежала к брату:
— Жерве, миленький, прости меня! Тебе очень больно?
Вместо ответа он обхватил руками шею сестры и прижался лицом к её плечу.
— У него, наверное, растяжение, — заметил Люка.
— Ну, это ещё полбеды… — отозвалась Мили. — Только не стой, голубчик, садись.
Она усадила Жерве, взглянула на него, и на глазах у неё появились слёзы:
— А как же представление? Ведь ты не сможешь играть? Что будет с отцом?
— Нет, я буду играть, — заупрямился Жерве. — Не плачь, Мили, ну, пожалуйста!..
— Не плачь больше, — повторял за ним и малыш Ле́о, уцепившись за фартук сестры.
— Хорошо, хорошо… — ответила она. — Простите мою несдержанность, но так устаёшь…
Люка смотрел на неё с сочувствием. Он достал из кармана стеклянный шарик и отдал его малышу. Тот радостно засмеялся.
— Вот и подружились, — проговорила Мили почти весело. — Малыш Лео хороший мальчик, и Жерве тоже хороший, как и все остальные. Бедняжка Жерве… Что же, пойду предупрежу папу…
— Пойдёмте с нами, мальчик! — пригласила она Люка. — А Жерве пока посидит здесь.
— Хорошо, Мили, — согласился Жерве.
Несколько скамеек, эстрада, полураздвинутый, выгоревший занавес; на эстраде порхает, раскинув руки, тоненькая девочка в красном платье, а на неё равнодушно смотрят два высоких паренька, одетые в пёстрые костюмы арлекинов. Лица у них бледные и недовольные.
— Флора, Валентин, Жиль, позовите папу! — распорядилась Мили.
— Он идёт, он идёт, — пропела Флора, продолжая кружиться.
Братья тем временем с любопытством рассматривали Люка.
На подмостки вышел толстяк с необъятным животом и большой лысиной, реденькие пряди свисали ему на уши. Щёки у него были одутловатые, цвет лица жёлтый, болезненный, но голубые глаза навыкат смотрели весело и по-молодому. На нём была зелёная полосатая рубаха, подпоясанная широким чёрным поясом, и чем-то он напоминал разбойника из забавной комедии.
— Ты насчёт спектакля? — спросил он у Люка. — А ну-ка, выкатывайся отсюда, молодой человек.
Но тон его сразу изменился, когда Мили сообщила ему обо всём случившемся. Как, Жерве не сможет играть? Да ведь это провал! А что будет с публикой, если отменить спектакль? А куда Жерве делся?
— Он там, около фургона, — ответила Мили. — Но ведь он…
Проспер Кастиль, не слушая, сбежал с эстрады и чуть не столкнулся с Жерве, ковылявшим ему навстречу.
— Жерве, ведь я велела тебе сидеть на месте! — крикнула Мили.
— Раз он пришёл, значит, он может ходить, раз может ходить, может и кувыркаться. Верно, Жерве? — сказал папаша Кастиль и вздохнул с облегчением.
— Да, пожалуй… впрочем, не знаю… — негромко ответил Жерве и, морщась от боли, опустился на лесенку, ведущую к эстраде.
