Маленький свободный народец - [24]

С тех пор жить сделалось намного легче. Управляющий стал уступчивей, когда подходил срок выплат, и барон обращался с людьми более вежливо. А однажды поздно вечером, после второй кружки пива, отец Тиффани сказал маме: барон, мол, теперь знает, что бывает, когда у овец кончается терпение, и скоро всё может очень даже измениться. Мать шикнула на него, чтобы не говорил такого — мало ли кто услышит.

А как-то раз отец тихо сказал маме: «Это старый фокус, все пастухи его знают. За своего ягнёнка овца будет сражаться как лев».

Вот как это было сделано. Никакой магии. Но там и тогда это было чудо. И чудо не перестаёт быть чудом, когда узнаёшь, как оно было сотворено.

Нак-мак-Фигли, ожидая ответа, смотрели на Тиффани, лишь изредка бросая хищные взгляды на бутылку особой овечьей притирки. «Я ведь до сих пор даже не нашла дорогу в школу ведьмовства, — подумала Тиффани. — Я не знаю ни одного заклинания, у меня и шляпы-то нет. Всё, что я умею делать лучше других, — это варить сыры и спокойно думать, когда все остальные мечутся и вопят от ужаса. Ах да, ещё у меня есть жаба.

И я не понимаю и половины из того, что говорят эти человечки. Но они знают, кто похитил моего брата.

Почему-то мне кажется, что барон не догадывается, где его искать. Я, правда, тоже не догадываюсь, но, очень может быть, в моей недогадливости больше смысла».

— Я… многое помню о матушке Болен, — сказала она наконец. — Что мне делать?

— Нас послала кельда, — сказал Явор Заядло. — Она чует, Кралька близко. Кельда кумексает, всем кирдыкс скоро. Она и грит — сыскните каргу. Карга бум-бум, что делать.

Сотни глаз с надеждой таращились на Тиффани. Некоторые Фигли носили перья в волосах и ожерелья из кротовых зубов на шее. Очень трудно, глядя в глаза человеку, у которого половина лица тёмно-синего цвета, а за спиной висит меч размером с него самого, признаться, что ты — не ведьма. Страшно разочаровывать таких собеседников.

— И вы поможете мне вернуть моего брата? — спросила Тиффани.

Фигли продолжали таращиться на неё всё с тем же выражением. Она решила попробовать иначе:

— Так вы поможете мне выкрасть моего брата у Королевы?

Сотни маленьких жутких морд расцвели улыбками.

— Ах-ха, от ща ты гришь по-нашенски, — заявил Явор Заядло.

— Э… не совсем, — сказала Тиффани. — Подождите минутку, хорошо? Мне надо собраться в дорогу, — добавила она, старательно притворяясь, будто знает, что делает.

Тиффани выбежала на кухню, схватила мешок, бросила туда бинты и какие-то мази из домашней аптечки, добавила бутылку особой овечьей притирки (отец всегда говорил, что она придаёт ему сил). Подумав, взяла ещё «Болезни овец» и сковородку. То и другое могло пригодиться.

Когда она вернулась в молочню, маленьких человечков нигде не было видно.

Надо объяснить родителям, что случилось, понимала Тиффани. Только ничего не получится. Скажут, «детские фантазии». И вообще, если повезёт, она вернётся с Винвортом даже раньше, чем её хватятся. Но на всякий случай…

Тиффани вела дневник молочни. Сыры любят учёт, и она записывала, сколько масла сбила, сколько молока влила…

Она открыла чистую страницу, взяла карандаш и, высунув кончик языка, стала писать.

Постепенно снова объявились Нак-мак-Фигли. Они не показались из укрытий и уж точно не возникли из воздуха. Они просто сделались видимыми. Так в облаке или пламени, если приглядеться, медленно проступают лица. То есть, чтобы увидеть их, нужно долго-долго смотреть и хотеть их увидеть.

Нак-мак-Фигли со священным трепетом следили за движениями карандаша.

— Зырь, шкрябалка — тудым-сюдым, тудым-сюдым… О как! Карга колдунствует!

— Ах-ха, она шибко ловко шкряб-шкряб!

— Но ты ж не шкрябашь наши имена, а, хозяйка?

— Ах-ха, так ведь могут и турьма сажать, если кто про кого чего нашкрябит.

Тиффани дописала и зачитала записку вслух:

Она посмотрела на Явора Заядло, который забрался по ножке стола и нервно наблюдал за карандашом — должно быть, чтобы тот не написал чего лишнего.

— Что ж вы сразу не пришли ко мне? — спросила Тиффани.

— Да мы ж не бум-бум, кого ишшем, — ответил Явор Заядло. — Тут у вас вокруг дома пропасть сколько верзуний шастит. А вот кык ты зацапала Тупа Вулли, мы-то и скумекснули, кто тут карга.

— Совершенно не обязательно было воровать барана и яйца, — строго сказала Тиффани.

— Дыкс они ж не тук-тук гвоздьями, хозяйка! — заявил Явор Заядло таким тоном, будто это оправдывало кражу.

— Яйца гвоздями не прибить! — прикрикнула Тиффани.

— Ах-ха, а тебя на мяк-мяк не проведёшь! — прищурился Фигль. — Ну, ты уже нашкрябила, давай быр-быро шасть. Подметальник есть?

— Помело, — перевёл жаб.

— Э, нет… — Но Тиффани вдруг посетило вдохновение. — Главное в магии, — наставительным тоном сказала она, — это понимать, когда не нужно её использовать.

— Тож хлеб. — Явор Заядло съехал по ножке стола обратно на пол. — А ну, подь сюдыть, Туп Вулли!

Вперёд вышел пикст, подозрительно похожий на одного из утренних похитителей яиц.

— Давай, ступай на нас, карга, — сказал Явор Заядло.

Прежде чем Тиффани успела что-то ответить, жаб тихо успокоил её:

— Один пикст легко поднимает взрослого человека. — Он говорил краешком рта, благо жабий рот имеет весьма обширные края. — Ты их не раздавишь, даже если захочешь.