Маленькие повести о великих писателях - [48]

«Я совершу! Я совершу, Жизнь кипит во мне. Труды мои будут вдохновенны! Я совершу!», — шептал Николай Васильевич, медленно бредя по тротуару к гостинице.

Несмотря на поздний час, вокруг шумела, смеялась толпа.

Люди степенно сходились в небольшие группы, так же степенно что-то обсуждали и, раскланявшись, расходились. Николай Васильевич не видел конкретных лиц.

Перед его глазами, так же степенно сходились, разбивались на пары и тройки и о чем-то взволнованно беседовали совсем другие люди. «Мертвые души!». Название поэмы возникло как-то само собой. С каждым днем сюжет, подаренный Пушкиным, все более овладевал им.

Его не покидало предчувствие, что он стоит на пороге чего-то большого, значительного.

Дорога из Москвы в Петербург заняла, как ни странно, чуть ли не вдвое меньше времени. Впрочем, «…в натуре существует множество явлений, необъяснимых даже для обширного ума!».

«Таких людей приходилось всякому встречать немало. В их лицах всегда видно что-то открытое, прямое, удалое».

— Да ты, брат, абсолютная свинья! Ха-ха!

Николай Васильевич вздрогнул и обернулся.

Посреди тротуара, раскидывая руки и распихивая многочисленных прохожих, стоял совершенно незнакомый человек.

Широко улыбаясь, он двинулся на Гоголя с объятиями. Кот Селифан на плече предупредительно зашипел.

— У меня дня не проходит, чтоб я не пил за твое здоровье! А ты мимо идешь и нос воротишь?! Ха-ха!

— Мы знакомы?

Николай Васильевич нахмурился и начал пристально всматриваться в лицо незнакомца, судорожно соображая, где, когда, при каких таких обстоятельствах они могли встречаться.

Незнакомец между тем, подошел почти вплотную и, крепко хлопнув Гоголя по спине, (отчего Селифан чуть не слетел на тротуар!), громко захохотал.

— Да ты шутник, брат! Ха-ха! Всегда таковым был!

Прохожие сторонились. И слегка испуганно оглядывались.

Нет, Николай Васильевич решительно не припоминал незнакомца.

— Ухнов я! Ух-хнов! «Однокорытники»! Неужель не помнишь?! И пироги с зайчатиной забыл?! — трагически воскликнул незнакомец.

Очевидно, Гоголь когда-то учился вместе с незнакомцем в гимназии. И вероятнее всего, незнакомец был несколькими классами старше. Или младше. Николай Васильевич недоуменно пометал головой.

Но незнакомца Ухнова это ничуть не смутило. Его, судя по всему, вообще ничто в этой жизни не могло смутить. Случись даже землетрясение сию секунду, он, наверняка бы, только весело расхохотался.

— Проездом я тут у вас. Ха-ха! Не люблю я столиц. Все людишки какие-то малохольные. Чем занимаешься? Служишь? Где? Что платят?

— Пишу я… — успел выдавить из себя Николай Васильевич.

— Зачем? — искренне озаботился Ухнов. — Неужели до тебя ничего путного написано не было? Зачем и стараться?

Николай Васильевич открыл, было, рот, чтоб растолковать веселому незнакомцу Ухнову. Мол, писательство, это нечто вроде болезни. Мол, если подхватил микроб, считай пропало. На всю оставшуюся жизнь. И все такое. Но ничего этого Гоголь сказать не успел.

— Давай меняться! — вне всякой связи с чем бы то ни было, предложил Ухнов, — Ты мне своего юта, я тебе… вот! Трость! С набалдашником! Мне хороший кот в поместье нужен. Мышей расплодилось, шагу нельзя ступить.

Кот Селифан на плече издал глухое угрожающее завывание. Что означало крайнюю степень недовольства. И даже гнева. Но незнакомец Ухнов еще больше обрадовался.

— Вишь, какую морду отъел. На столичных хлебах. Мне такой в самый раз. Пусть мышей ловит. Мои коты вконец обленились. А тебе трость к лицу. Писатель без трости, что поп без штанов! Ха-ха!

— Послушайте, я вовсе не расположен…

— Тогда продай! — наступал Ухнов. — Хорошую цену дам. Три рубля. И трость впридачу. А ты мне кота. И семь рублев взаймы. Отыграюсь, тут же верну. Честное благородное слово! Ха-ха!

— Послушайте, любезный! — слегка повысил голос Николай Васильевич, теряя всяческое терпение. — Совершенно нет…

— Все одно я тебя люблю! — веселился незнакомец. — Как брата. Но был бы я твоим начальником, повесил бы на первой же березе. Ты не обижайся, я всегда правду говорю. Ха-ха! Потому что ты свинья!

Селифан не выдержал и, громко взвыв, потянулся обеими лапами к лицу незнакомца, Николай Васильевич едва успел перехватить его. Прижал к груди и отступил на несколько шагов.

Незнакомец Ухнов просто зашелся от хохота.

Гоголь посчитал за лучшее смешаться с толпой. Еще долго он слышал за своей спиной раскатистый смех.

Толи московские «семейные» обеды тому виной, толи собственные размышления о «Женихах»,/комедии, которую Гоголь не так давно закончил/, только начали, особенно темными вечерами, возникать в голове Николая Васильевича мысли.

Вроде, как бы, пора жениться. Все друзья-литераторы люди давно семейные. Один он, как тополь посреди степи.

Но дело-то серьезное, а посоветоваться не с кем. Пришлось обращаться к самому близкому человеку. К Селифану, то есть.

Долго ходил Николай Васильевич вокруг, да около, пока его хвостатый друг сам не выдержал. Прямо в лоб заявил:

— Женитесь!

Сказал, как отрезал.

— А если она вареников не готовит? — нахмурился Гоголь.

— Тогда не женитесь! — был ответ хвостатого мудреца.

— Одному-то скучно… Да и вообще… Пора, вроде бы.