Когда Господь создал Емелю, то по завершении, плюнул в него. И не промахнулся. Так уж у Них повелось. Чтоб способностями, или какими талантами наградить, надо в свое творение плюнуть. Создатель явно пребывал в тот день в хорошем расположении духа. Наградил Емелю внешностью, ростом, добротой, смелостью и прочими иными достоинствами. Не забыл, разумеется, главного качества для русского человека. Щедро одарил ленью. Между прочим, быть ленивым, еще не значит быть плохим. Типа, как бы, отрицательным. Ведь если ничего не делаешь, лежишь себе на печке, стало быть, ничего скверного не сотворишь. В лени тоже есть свои плюсы. Ведь если б все законы, указы и постановления русский народ исполнял дотошно, как немец какой-нибудь, давно бы вымер от непомерной нагрузки. Стало быть, русская лень — это, как бы, типа, инстинкт самосохранения. Когда надо мы, все как один слезем каждый со своей печи. Развернись плечо, размахнись рука. И все такое.
Вообще, самые сложные и запутанные дела стоит всегда поручать лентяю. Он же, разумеется, исключительно из лени, найдет самый простой и короткий путь решения любой проблемы. Но мы отвлеклись.
Короче, жил да был мальчик Емелюшка. Ну, очень ленивый. Лежал он в основном на печи. Или на берегу речки. Или в чистом поле. И философски созерцал окрестности.
Деревушка, в которой он проживал, всего-то ничего. Три-четыре избы. И все на ладан дышат. Покосившиеся, того гляди, завалятся на бок. Оно и понятно. Мужиков в деревнях уже вовсе не осталось. Кто спился, кто в город подался.
Короче, был наш мальчик Емелюшка единственным мужчиной в деревне.
Матушка с ним измучилась.
— Емелюшка! Принеси воды из колодца!
Нет ответа.
— Емелюшка! Наколи дров!
Ноль внимания, фунт презрения.
— Емелюшка! Почини, калитку! Перед соседками стыдно.
Никакой реакции. Перед соседками, действительно, было очень стыдно.
— Емелюшка! Помоги матери хотя бы белье повесить!
Не слышит. Хоть кол ему не голове теши.
— Пофигист вырос! — качали головами соседки.
Емелюшка, в самом деле, был беспробудно, где-то, принципиально ленивым. Но очень симпатичным. Даже красивым. Белокурые волосы, улыбка в сорок два зуба. С раннего детства девочки и девушки поголовно на него заглядывались. И вздыхали. Фантазировали себе, известно чего.
Мамаша их гоняла от избы с утра до вечера.
А Емелюшка в основном смотрел в небо. То-ли, галок ворон считал, то-ли, мечтал летчиком космонавтом стать, никому неведомо.
В царстве государстве, в котором явился миру мальчуган Емелюшка, на другом противоположном конце социальной лестницы, если так можно выразиться, проживало еще одно прелестное существо.
Девочка царевна Яна. Веселая, хохотушка. Была она наполовину сиротой. Мать ее, Царица, при родах отдала Богу душу. Яна об этом пока не очень задумывалась. Ей до поры вполне хватало общения с иностранной воспитательницей Кларой.
Клара всегда читала какую-то толстую книгу, ни на кого не обращала внимания. Казалось, по-русски знала единственную фразу:
— Наш рейбенок райзвивайса гармонишно!
Торжественно произносила её в любой ситуации.
Еще Клара играла на кларнете. Ходили слухи, на родине она свистнула кларнет у жениха Карла. Тот, вроде, на ней отказался жениться. Вдобавок украл у нее кораллы. Короче, была в ее прошлом какая-то детективная история.
То-ли, она украла, то-ли, у нее украли.
О своем прошлом Клара говорила неохотно:
— Подлый Карл украл кораллы! Все музчины подлесы!
Словом, Яна была предоставлена себе самой. Ее веселый звонкий смех колокольчиками разносился по всем залам и коридорам дворца.
Куклы, мячики, прыгалки, скакалки. Все у нее было как у всех. Точнее, больше, нежели у всех. У царевны было все. Даже то, чего вообще не бывает. Папа ведь был у нее не кто-нибудь. Авторитетный царь. Царь в законе. За глаза его так и звали:
— Наш-то! Авторитет!
— А-а, который весь в законе.
Царь, действительно, целыми днями писал Законы. Постановления или Указы. Другим ничем не занимался. До чего другого руки не доходили.
У Царя всегда по бокам маячили два типа. Черные костюмы, черные очки. То-ли, охранники, то-ли, референты. Короче, из одного ларца, одинаковы с лица. И в ушах у каждого миниатюрные наушники.
— Первый! Он вышел! Встречайте!
— Седьмой! Как у вас, чисто?
Царевна Яна по три раза на дню забегала к нему в кабинет.
— Папочка! Давай поиграем?
Как о стенку горох. Отец даже голову от бумаг не поднимал.
— Некогда, дочка. Восемь законов написать надо. Пятнадцать указов. И еще сорок постановлений. Голова кругом. Закон о крахе, закон о страхе, закон о прахе…
— Поиграем в козла?
— Как это?! — не отрываясь от бумаг, изумлялся Царь, — Домино, что ли?
— Не домино. Ты будешь козлом, я ковбойцем. Сяду на тебя верхом, и мы будем скакать, скакать по прериям.… Тебе нужна эмоциональная разгрузка. А то заработаешь этот, как он… гольфстрим!
— Ты хотела сказать, гастрит, дочка? Он у меня уже имеется.
— Поиграем в козла, папочка!
— Дочка! — строго, даже почти сурово, отвечал царь, — называть родного отца «козлом», нехорошо. Тем более, если он на высокой должности.
— Почему, нехорошо? Козлы очень даже симпатичные.
— Неэтично, дочка. Я все-таки, царь. Или не царь?