Емеля - [3]

Спросила просто так. Без всякой задней мысли. Вообще, без всякой мысли. Просто чтоб как-то разговор завязать.

Емеля только поморщился от подобной бабской глупости.

— Как же он полетит-то, сама подумай! — недовольно ответил Емеля, — Если у него хвоста нету!

Емелю с колыбели возмущала женская глупость и ограниченность. Отца-то у него не было. Неполная семья, как говорится. Одна только маманя. Поговорить по-мужски по душам не с кем.

— Разве без хвоста нельзя летать? — тихо поинтересовалась Яна.

— А поворачивать, как? Рулить, как? — снисходительно усмехнулся Емеля. И, вздохнув, рассудительно добавил, — Допустим, взлетел. Разбежался, как следует, лапы в стороны и… запорхал. Что ж, так все по прямой и лететь, лететь?

— Об этом я не подумала.

— Все бабы, дуры! — тяжело вздохнул Емеля.

Сказал, как отрезал. И даже от нее со спины на бок отвернулся. Но в небо смотреть не перестал. Задумчиво так смотрел, с некоторой грустью.

Лицо у него при этом было очень романтическое. Красивое и вдохновенное.

Яна так прямо об этом и сказала:

— У тебя очень красивое романтическое лицо.

— Дура! — пожав плечами, ответил Емелюшка.

Девочка Яна только вздыхала. Очень безнадежно. Она уже почувствовала всеми фибрами своей юной женской души, что с первого взгляда трагически влюбилась в Емелюшку. На всю оставшуюся жизнь.

— Папа говорит, я умная.

— Не верь, — отрезал Емеля, — Обманывает. Он кем у тебя работает?

— Царем, — застенчиво ответила девочка Яна, — Нашим государством руководит.

— Это каждый дурак может.

Емеля задумчиво смотрел в небо. Девочка Яна смотрела на Емелю. Во все глаза.

— Давай с тобой, типа… дружить? — едва слышно попросила она.

Емеля скосил на Яну один глаз, смерил ее с ног до головы.

— Не получится, — мрачно ответил он, — Мы по разные стороны баррикад.

— Каких… б-баррикад? — испуганно спросила Яна.

— Общественно-политических, — строго ответил он, — Ты царская дочка, в сыре масле катаешься. Я — голь перекатная, босяк.

Емеля для наглядности повертел в воздухе босой ногой. И опять закинул ее на другую ногу. Девочка Яна только тихо-тихо вздохнула.

— Мир хижинам, война дворцам, — сказал он. Дал понять, разговор окончен.

— Я в политике не понимаю. Сыр с маслом терпеть не могу! Никогда не ем!

Довольно долго ОН и ОНА молчали. Слушали трели жаворонка.

— Я могу пригласить тебя в гости? — осторожно спросила Яна.

— Пригласить, можешь.

— У меня во дворце много всяких игр, — обрадовалась Яна, — Гольф, пинг-понг, заводная обезьяна…

— Только я не приду, — прервал ее Емеля.

— Почему?

— Лебедь курице, не товарищ!

Емелюшка поднялся с земли, подтянул портки, шмыгнул носом и, не оглядываясь, направился к своему дому. Напрямик через поле. Он шел, сбивая головки цветов.

— Значит, мы больше никогда не увидимся? Никогда, никогда? — уже не скрывая слез, с ужасом воскликнула несчастная Яна.

Ведь у нее никогда никого не было. Ни друзей, ни подруг. Единственный раз в жизни повезло, да как! И… та тебе!

— Не судьба! — не оборачиваясь, ответил ОН.

— Но ведь это… несправедливо-о!!! — в голос зарыдала ОНА.

Невидимый Великий Дирижер взмахнул палочкой и во всем царстве государстве, во всех его уголках и закоулках зазвучала очень трагическая мелодия. Не услышать ее мог только абсолютно глухой. Или совершенно бесчувственный человек.

В тот же день Яна без стука ворвалась в рабочий кабинет Царя батюшки. Хотя, она всегда входила к нему в кабинет без стука. Ей позволялось. Решительно встала перед столом, уперла ручки в худые бока. Глаза ее сверкали, щеки пылали. На носу красовался лейкопластырь. Крест-накрест.

— Папочка! Ты самый главный в нашем государстве?

— Самый-самый, — подтвердил Царь. И добавил, — Второй после Бога.

Он, как водится, разбирал бумаги. Законы, постановления, указы всякие.

— Тогда выполни мою просьбу!

— Любую, — не поднимая головы, ответил Царь, — Проси, чего хочешь.

— Напиши еще один закон!

— О чем? — удивленно спросил Царь.

Его рука с авторучкой, (с золотым пером, между прочим!), застыла над очередным законом. Или указом. Или постановлением. Это неважно. Важно, он поднял голову от бумаг и впервые за долгое время посмотрел в лицо дочери.

— Что у тебя с носом? — озабоченно спросил Царь.

— Он растет! — с вызовом ответила дочь.

— Понимаю. О чем закон? — удивленно и слегка насмешливо повторил он.

Дочери его, царевне Яне было не до шуток. Щеки ее по-прежнему пылали. Глаза еще пуще сверкали. От благородного гнева. Не иначе.

— Закон! Чтоб все были во всем равными! — выпалила Яна.

— «Мы днем и ночью во всем равны. На нас надеты одни штаны», — задумчиво пробормотал Царь, — Зачем тебе такой глупый закон?

— Вовсе не глупый! Он справедливый!

— Я — царь! — ответил отец, — Но не дурак! Хочешь, чтоб над твоим отцом народ смеялся? Сделать из меня посмешище?

— Объявляю голодовку! — звонко выкрикнула Яна.

И для убедительности топнула ногой. Два раза. И быстро вышла из кабинета.

— Мои гены! — удовлетворенно кивнул Царь.

И опять углубился в бумаги.

Прошло время. Емеля и Яна подросли. Слегка. Юношей и девушкой в полном смысле еще не стали, но уже и не дети. Оба приближались к самому роковому возрасту. Оба изменились характерами. Что естественно. Стали нетерпимыми к окружающим и очень категоричными. Слова им поперек не скажи.