Маленькая повесть о любви - [4]
— Дурацкая война!
— Да, пусть будет проклята эта чертова война! — и она швырнула швабру в угол.
— Ты что, нельзя так ругаться!
— Можно, когда речь о войне, то можно.
Мама посмотрела на папину фотографию на печной полке. И на свою, что стояла рядом. На ней она сложила руки на круглом животе и улыбалась, потому что там внутри был я.
Но теперь мама не улыбалась, хотя так же держала руки на животе.
— Как бы я хотела, чтобы он приехал! — вздохнула она. — Ну хотя бы на пару часиков.
— Когда любишь, всегда грустишь в разлуке… — вздохнул и я вслед за мамой.
— Да, в любви радость и грусть всегда рядом.
— Верно, — согласился я.
Я капнул из флакончика на указательный палец и поднес его к маминому носу.
— Чувствуешь запах? Тебе нравится?
— Очень приятный. Откуда это у тебя?
— От одной покупательницы. Она была похожа на фею. Вот увидишь: скоро все наладится. А на это ты сможешь купить продукты к Рождеству. И даже гиацинт, он тоже хорошо пахнет.
Я отдал маме деньги, которые получил от той дамы.
А она крепко меня обняла.
— У нас все будет хорошо в это Рождество. Даже если будем только ты, я и мой животик. Не пора ли уже доставать наш вертеп?
— Конечно, пора, — подхватил я.
Мы поставили вертеп со всеми деревянными фигурками так, чтобы папе с печки было видно. Это ведь он когда-то их смастерил. Он был хороший столяр, как и папа Иисуса.
Мама разглядывала младенца. А я — двух коров. Они были совсем как те, на шоколадной обертке. Я вспомнил про шоколадку, и у меня потекли слюнки. Но я решил приберечь ее к Рождеству. Может, дам маме три дольки.
Или две.
Мама устроилась на диване, чтоб довязать какую-то вещицу, а я натянул пижаму, почистил зубы и прошмыгнул в гардеробную, чтоб немного посекретничать перед сном.
— Ты чем-то расстроен? — зашелестело в трубе. — У тебя был неудачный день?
— И да, и нет. Я встретил фею, которая купила елку. Это было хорошо. А плохое было хуже некуда.
— Что так?
— Помнишь девочку, о которой я тебе рассказывал утром?
— В которую ты влюблен?
— Да. У нее не получался один пример на контрольной по математике. Я хотел подсказать ответ, чтоб она не расстраивалась. А она не поняла. Записку заметили, и мой обман раскрылся. Она так разозлилась, что сломала линейку.
— Когда любишь, нельзя обманывать, — послышалось в трубе.
— Ну да. Что же мне теперь делать?
— Поговори с ней.
— Я боюсь.
— Любовь не для слабаков. Ты должен быть готов чем-то пожертвовать.
— Наверное. А когда ты приедешь домой?
— Когда отпустят. Как только тот идиот с черными усиками сдастся. Ты зубы почистил?
— Да.
— Тогда спокойной ночи. Еще поговорим.
И голос пропал. Наверное, ему надо было обратно в Норланд. А мне — в постель.
Я лежал и думал, чем бы я мог пожертвовать ради любви.
A когда придумал, встал, вырвал страницу из старого комикса про моряка Попая и завернул это так красиво, как умел.
Потом снова лег.
В ту ночь я видел самый лучший сон. Мне снилось, что в центре площади стоит огромная елка и сверкает сотнями лампочек. Что на окнах нет больше темных штор, и в каждом горит рождественская звезда. А дама, которая купила елку, сидит на крыше обувного магазина и улыбается, будто она все это наколдовала, словно фея.
А потом она улетела.
Это было чудесно!
Но еще чудесней был рождественский стол, который я увидел, когда вошел в дом.
На нем было полно разных вкусностей: ветчина, сосиски, студень со свеклой. Я наелся до отвала. А потом съел еще восемь фрикаделек — впрок.
Папа собирался поставить «Cheek to Cheek», но тут я проснулся и понял, что все это было только во сне.
Я заплакал, от злости на того идиота с черными усиками.
Это он виноват! Во всем.
Глава 6. Скелет в шкафу
На следующий день я набрался храбрости и после первой перемены, когда Эльза направлялась в класс, подошел и взял ее за руку. Но тут же отдернул. Рука Эльзы оказалась наэлектризована — так же, как и копна ее курчавых волос.
В кармане у меня лежало то, чем я готов был пожертвовать ради любви.
— Эльза!
— Что? — она остановилась и посмотрела на меня в упор.
Глаза у нее были серо-голубые. Или зеленые. Я не решался взглянуть.
— Ну, ты…
На этом мой словарный запас иссяк.
— В чем дело, Фред?
Что я должен был ответить? Мне хотелось сказать ей что-нибудь хорошее, чтобы она поняла: я это сделал не нарочно. То, что случилось вчера, — недоразумение. Я готов был сказать все что угодно, лишь бы она улыбнулась.
— Могу раздобыть елку по сходной цене, — вдруг выпалил я.
Эльза нахмурилась. Мне показалось, что она сейчас уложит меня на обе лопатки прямо здесь, в коридоре, у стеклянного шкафа со скелетом.
— Спасибо, у нас уже есть. А почему ты все-таки сделал это вчера? Именно ты. Хотел меня подставить? Я тебе так противна? Или другое что? Может, объяснишь?
Именно этого я сделать и не мог.
— Потому что, — начал я, — потому что… Ах, да так, пустяки…
У меня запылали щеки, такое от нее исходило жаркое излучение. Я отправился в туалет и долго стоял там, обливая лицо ледяной водой.
Вряд ли я заслужил медаль за храбрость.
На большой перемене мы с Оскаром отправились в магазин за черной изолентой. Он хотел обмотать хоккейную клюшку.
Приятно было хоть ненадолго выскочить из школы.
