Мальчишки с улицы Пала - [45]

— Глупости говоришь, сынок, — сказал портной и откашлялся. — Кхм! Кхм! Глупости.

Но Эрне Немечек пропустил мимо ушей его слова. Не сводя глаз с Боки, он кивнул головой на отца:

— Они не знают.

— Как это не знают? — возразил Бока. — Знают получше тебя.

Мальчуган зашевелился, с большим трудом приподнялся и, отклонив всякую помощь, сам сел в постели.

— Не верь им, — серьезно сказал он, погрозив пальцем, — они нарочно так говорят. Я знаю, что умру.

— Неправда.

— Ты сказал «неправда»?

— Да.

Мальчик строго взглянул на него:

— Что же, по-твоему, я вру?

Его стали уговаривать, чтобы он не сердился: никто ведь не думает обвинять его во лжи. Но он обиделся, что ему не верят, и, нахмурившись, заявил внушительно:

— Даю честное слово, что умру.

В дверь просунулась голова привратницы.

— Госпожа Немечек… доктор пришел. Вошел врач. Все почтительно поздоровались с ним. Это был суровый старик. Не сказав ни слова и только угрюмо кивнув в ответ, он прошел прямо к постели. Взял мальчика за руку, пощупал ему лоб. Потом, наклонившись, стал выслушивать. Мать не удержалась и спросила:

— Скажите, пожалуйста… господин доктор… ему хуже?

— Нет, — в первый раз открыл рот старик.

Но сказал он это как-то странно, глядя в сторону. Потом взял свою шляпу и пошел к выходу. Портной побежал отворить ему дверь.

— Я провожу вас, господин доктор.

Когда оба оказались на кухне, доктор глазами указал портному на открытую дверь. Бедный портной догадывался, что это значит — когда врач хочет поговорить наедине. Он притворил дверь в комнату. Взгляд доктора немного смягчился.

— Господин Немечек, — сказал он, — вы мужчина, и я буду говорить с вами откровенно. Портной опустил голову.

— Мальчик не доживет до утра. Может быть, даже до вечера.

Портной не шелохнулся. Только через несколько мгновений молча кивнул.

— Я это потому вам говорю, — продолжал врач, — что вы человек бедный и было бы плохо, если б удар постиг вас неожиданно. Так что… вам не мешает заранее позаботиться… о чем заботятся в таких случаях…

Он пристально посмотрел на собеседника, потом быстро положил руку ему на плечо:

— Ну, с богом. Через час я вернусь.

Но портной не слышал. Он стоял, глядя прямо перед собой в чисто вымытый кирпичный пол кухни. Не слыхал он даже, как врач ушел. В голове у него вертелось только, что нужно «позаботиться»…Позаботиться, о чем заботятся в таких случаях… Что подразумевал доктор? Уж не гроб ли?

Пошатываясь, вошел он в комнату и сел на стул. Но напрасно жена подступила к нему с вопросом:

— Что сказал доктор?

От него ни слова нельзя было добиться. Он только головой кивал вместо ответа.

Лицо больного между тем как будто повеселело.

— Янош, — обратился он к Боке, — поди-ка сюда. Бока подошел.

— Сядь сюда, на кровать. Не боишься?

— А чего мне бояться?

— Ну, вдруг тебе страшно, что я умру как раз когда ты будешь сидеть у меня на кровати. Но ты не бойся: когда я почувствую, что умираю, то скажу.

Бока присел на постель.

— Ну, что?

— Слушай, — сказал мальчуган, обняв его за шею и наклонившись к самому его уху, словно собираясь поведать великую тайну. — Что с краснорубашечниками?

— Мы их разбили.

— Ну, а потом?

— Потом они пошли к себе в Ботанический сад и устроили собрание. До самого вечера ждали Фери Ача, а он так и не пришел. Им надоело ждать, и они разошлись по домам.

— Почему же он не пришел?

— Стыдно было, вот и не пришел. Кроме того, он знал, что его сместят за проигранное сражение. Сегодня после обеда они опять созвали собрание. На этот раз он явился. А вчера ночью я его здесь видел, перед вашим домом.

— Здесь?

— Да. Он у дворника спрашивал, не лучше ли тебе. Немечек не верил своим ушам.

— Сам Фери? — переспросил он, чувствуя прилив гордости.

— Сам Фери.

Это было ему приятно.

— Так вот, — продолжал Бока. — Они устроили собрание на острове. Такой шум подняли! Ссорились ужасно: все требовали сместить Фери Ача; только двое было за него — Вендауэр да Себенич. И Пасторы тоже на него наскакивали, потому что старшему самому хотелось стать главнокомандующим. Тем и кончилось: Фери сместили, а главнокомандующим выбрали старшего Пастора. Но ты знаешь, что случилось?

— Что?

— А то, что когда они наконец угомонились и выбрали себе нового предводителя, пришел сторож и сказал, что директор Ботанического сада не желает больше терпеть этот шум. И прогнал их. А остров заперли: сделали на мостике калитку.

Капитан от души посмеялся над этим конфузом.

— Вот здорово! — сказал он. — А ты откуда знаешь?

— Колнаи сказал. Я с ним по дороге к тебе встретился. Он на пустырь шел — у них там опять собрание «Общества замазки».

Немечек поморщился.

— Не люблю я их, — тихо сказал он. — Они с маленькой буквы написали мое имя.

— Да они уже исправили, — поспешил успокоить его Бока. — И не просто исправили, а одними заглавными буквами вписали в Большую книгу.

Немечек отрицательно замотал головой:

— Неправда. Это ты мне говоришь, потому что я болен. Утешить меня хочешь.

— Вовсе не поэтому, а потому что это правда. Честное слово, правда.

Белокурый мальчуган погрозил худеньким пальцем:

— Да еще слово даешь, чтобы меня утешить!

— Но…

— Замолчи!

Он, капитан, осмелился прикрикнуть на генерала! Самым форменным образом прикрикнуть. На пустыре это было бы тягчайшим преступлением, но здесь в счет не шло. Бока только улыбался.