Мальчик на главную роль - [16]

— Всё, — сказал я.

— Больше не будет? — спросил Алёша.

— Нет.

Мравинский застёгивал вязаный жилет и что-то говорил первому скрипачу. Музыканты собирали ноты. Отодвигали стулья. Поднимались со своих мест.

Мы тоже пошли к выходу. Алёша осторожно ступал по красной ковровой дорожке, так осторожно, как будто она пружинила под его ногами. У двери он остановился и оглянулся в последний раз. В потушенных люстрах переливались мерцающие радужные огни. В полутьме колонны казались особенно белыми. Я показал Алёше на высокое полусферическое окно под сводами. В нём разлился сиреневый ленинградский закат.

В автобусе мы долго ждали музыкантов. Они входили, устраивались поудобнее. У них были усталые, прозаические лица. Они вяло о чём-то переговаривались. Всё это никак не вязалось с музыкой, которую они только что воссоздавали на этих вот запрятанных в чехлы инструментах. Как будто волшебство существовало помимо них и осталось там, среди белых колонн.

Но Алёша не смотрел на музыкантов. Он смотрел в стекло и видел чёрные деревья сквера, ноздреватый оседающий снег и редкие проплешины с кустиками пожухлой прошлогодней травы.

В тонателье тех же музыкантов Алёша увидел через толстое стекло. Он, композитор и звукооператор находились в небольшой комнатке по одну сторону стекла, а по другую — в большом зале студии — сидел оркестр, стоял дирижёр и немного в стороне, у микрофона, — мальчик из хоровой капеллы. По эту сторону стекла можно было ходить, разговаривать, смеяться и даже комментировать то, что происходит по ту сторону. По ту сторону — тишина. Там нельзя даже скрипнуть стулом. Там и совершается всё самое главное. Мальчик пел песню о зелёной горе. «Зелёная гора, она не за горами. Пусть дождик льёт с утра, пусть молния над нами…»

Алёша смотрел на мальчика, как на своего двойника. Ведь в фильме эту песню будет петь он. Никто и не узнает, что голос, бегущий с плёнки, принадлежит не ему. У Алёши даже рот немного приоткрылся — так он внимательно следил за солистом.

Несколько раз музыканты играли за стеклом одну и ту же песню, а мальчик пел её. Наконец запись закончилась.

— Сейчас споёшь под фонограмму, — сказал Алёше звукооператор. — Небольшой перекур, и мы с тобой поработаем.

Мы вышли со звукооператором на лестницу, и я наконец-то набил табаком свою трубку. Покурив, мы вернулись в тонателье, но Алёши не было. Мы поискали его в коридоре, в соседних помещениях и нигде не нашли.

— Не ищите, он ушёл, — сказал я Валечке.

Валечка пожала плечами:

— Ну и артиста вы нам нашли! Большое вам спасибо!

Звукооператор допытывался:

— А чего он ушёл? Мы же предупредили, что будем пробовать под фонограмму. Так чего же он ушёл?

Ни Валечке, ни звукооператору я не стал объяснять, почему ушёл Алёша.

Увидев мальчика из капеллы, который не первый раз записывался в кино, свободно вёл себя в студии, который так замечательно умел петь, Алёша, может быть, почувствовал себя на студии случайным человеком, он вспомнил, наверное, о той роли неудачника и нехорошего человека, которую он должен был играть в школе и которую он даже, возможно, считал заслуженной, и старая обида проснулась в нём. Быть может, он почувствовал себя чужим и одиноким, когда, оставив его в кресле, мы отправились курить на лестницу. Быть может, он подломал, что всё это дело со съёмками в кино не для него. И тогда он ушёл из студии и уехал домой.

Валечка и звукооператор принялись собирать плёнки, а я, попрощавшись, вышел из студии. На улице Михаил Иванович как раз усаживался в машину. Он весело приветствовал меня:

— Подвезти? В какую сторону?

Я, не раздумывая, сел в машину. Конечно, я поехал бы к Алёше, но не знал его адреса. Оставалось только ждать, придёт ли он на завтрашнюю съёмку.

— Что такой мрачный? — спросил Михаил Иванович. — Случилось что?

Я рассказал ему о мальчике. Михаил Иванович долго молчал. Достал папиросу и закурил, не отрывая руки от руля.

— Ты его сегодня не найдёшь, — сказал Михаил Иванович. — Я ведь только район знаю, а там дома — один на другой лезет. Разве найдёшь? Но завтра я за ним заеду. Не пропущу его, не беспокойся!

Глава десятая, в которой дождь проливается не из тучи

…Первый съёмочный день — всегда событие. Считается, что от того, как он пройдёт, зависит во многом и вся наша дальнейшая работа.

Погода выдалась пасмурная. Солнца не было. Я посматривал на небо и опасался, не пошёл бы дождь и не смыл бы остатки снега. Дождь для съёмок нам был нужен, но не настоящий, а искусственный. Для этого на съёмочную площадку должны прибыть две пожарные машины.

Не заезжая на студию, я прямо из дому поехал на место съёмки, в парк. Думал, что буду первым, и очень удивился, увидев нашего вечно опаздывающего художника Митю и бутафоров. Они засыпали мелом редкие проплешины на снегу. Вскоре одна за другой стали приходить машины: с осветительными приборами, операторской техникой, а также «лихтваген» — передвижная электростанция к «тонваген» — передвижная звукозапись. Приехали две пожарные машины.

Беспокойство не оставляло меня. Пришёл автобус со съёмочной группой, но Алёши в автобусе не было.

— Не волнуйся, — говорил Митя, — явится твой герой. Никуда он не денется. Мама за ручку приведёт.