Мальчик из джунглей - [30]

– Глядите, какой у нас тут петушок! – Мистер Энтони попытался обратить всё в шутку, но вышло не очень убедительно. Я всё же выбил его из колеи, и это меня взбодрило. А он так и кипел от ярости. – Ты прав, обезьяний мальчик. Здесь все делают, что я велю. И это правда, что я убил тигра, я убил орангутанов, и я поймал этих милых крошек, что так и вьются вокруг тебя. Я тебе больше скажу: я убил десятки тигров и поймал десятки таких вот детёнышей. И я объясню зачем, золотко моё. – С каждым словом он распалялся всё больше и больше. – Обезьяна ты, обезьяна. Ты хоть знаешь, сколько мне отвалят за такую вот тигриную шкуру в Дубае или в Калифорнии? Десять тысяч долларов. Понял? Де-сять ты-сяч. А китайцы выложат целое состояние за внутренности. У тигриных внутренностей якобы целебные свойства. Китайцы в это свято верят. А у китайцев нынче денег куры не клюют, имей в виду. Твоих крошек я сбуду с рук каким-нибудь типам из Джакарты. Пять тысяч долларов за одного, знаешь ли. Их покупают детишкам в подарок. Разные шишки из полиции и правительства, бизнесмены, да кто угодно. У нас товар, у них купец. На том мир стоит, золотко. – Он потряс тростью. – Видишь джунгли? Видишь?

– Вижу, – отозвался я. – И что?

– Они мои, – заявил мистер Энтони. – И всё в них моё. Все деревья мои, до последнего листика. Когда надо будет – срублю. Уж поверь, кухонные шкафы из них – просто блеск. И полы, и двери – лучшие в мире. Я продаю их японцам и твоим дружкам-бриттам – ведь ты из них, судя по говору. Ну и своей родне, старым добрым кенгурятникам в Австралию. Но это что. Штука в том, что у меня тут деревьев такая прорва, что девать некуда. И раз такое дело, знаешь, как я поступаю? А я тебе скажу, золотко. Я жгу эти джунгли дотла к чёртовой матери. Такой милый выходит костерок. И что я с этого имею? Землю, золотко, много земли. А на этой земле я сажаю деревья – тысячи деревьев, миллионы. Не большие – эти растут сотни лет, а мне деньги нужны сразу. Я высаживаю пальмы – ради пальмового масла. Пальмы быстро растут, как трава. И их много не бывает – весь мир жаждет пальмового масла. Оно идёт в зубную пасту, в помады, в маргарин, на нём жарят. В арахисовое масло кладут. Арахисовое масло любишь? – Ответа мистер Энтони не дождался. Он всё больше входил в раж, сверкая на меня глазами. – Пальмовое масло! Печенье любишь небось, а, обезьяний мальчик? Чипсы точно любишь. А ведь их готовят в пальмовом масле. Да что там! Про глобальное потепление слыхал? Хорошая штука. Точно тебе говорю, отличная. Все боятся этого глобального потепления, как огня, знай себе голосят: спасём планету! А залей в бак вместо бензина или дизеля пальмовое масло – вот тебе и спасение. Биодизель, вот как это называется. Нынче модно заправляться биодизелем. Я лишь даю миру, чего он хочет. Я спасаю планету. О да, я и людей спасаю. Я им плачу. Кормлю их. Даю им кров. Они все из нищих деревень, там нет работы. А у меня есть – валить деревья, выжигать джунгли, высаживать пальмы. И искать золото, добывать его – и его я тоже продаю. Вот потому я самый богатый человек в Джакарте. У меня четыре дома, два «феррари» и сад больше, чем чёртово футбольное поле. Неплохо, а? Знаешь, что такое деньги, обезьяний мальчик? Деньги – это власть. – Лицо его перекосило, он тряс тростью и уже срывался на крик. – Захочу – и убью тебя прямо сейчас, никто не узнает. Эти люди будут молчать как рыбы. Пусть только вякнут – они знают, что их ждёт. Они все – мои, со всеми потрохами. Сделают, как я велю. Скажи я им, они огонь глотать станут. Скажи я… – И тут он умолк. – А что, обезьяний мальчик, это мысль.

Он спустился по ступенькам веранды ко мне. Сейчас он как будто успокоился, но ещё не мог отдышаться после своей пламенной речи. Он стоял так близко, что я мог разглядеть капельки слюны у него на губах.

– К вопросу о глотании огня, – заговорил он снова. – Пожалуй, я не стану тебя убивать, обезьяний мальчик. Повезло тебе, а? Нет, мне внезапно пришла в голову мысль получше. Отличная мысль, денежная. Я придумал, кому тебя продать. Кое-кто отстегнёт за тебя неплохие деньги и без лишних вопросов. В Индии полно цирков, где ты за звезду сойдёшь. Я уже продавал туда орангутанов. Так и вижу тебя в цирке. «Обезьяний мальчик – единственный и неповторимый, поёт и танцует по вашему желанию». Какой-нибудь номер отколоть сможешь – колесом пройтись или там стойку на руках? А огонь глотать? Нет? Так, может, спляшешь? Споёшь? Ну давай, золотко, спой нам что-нибудь и станцуй.

Я молчал. Мистер Энтони наклонился ко мне и прошептал мне прямо в ухо:

– Танцуй давай и пой по-хорошему, а то я этих крошек пришлёпну на твоих глазах. Так и сделаю, не сомневайся. Там, откуда их доставили, таких ещё полным-полно. – Он отступил. – Слышал, обезьяний мальчик? Танцуй!

Я ни капельки не сомневался, что угроза эта не пустая. Придётся делать, как он сказал. Выбора нет. Я закрыл глаза и принялся неловко переминаться с ноги на ногу, изображая танец.

– Танцуй как следует, малявка, танцуй, тебе говорят! – взревел мистер Энтони.

Я попытался двигаться более свободно – не только топтаться, но и покачиваться. И при этом напевал себе под нос, чтобы подбодрить малышей, да и танцевалось так легче.