Мальчик без шпаги - [23]

Дальше Тимофей уже почти ничего не помнил. Только отдельные, всплывающие, как нефтяные пятна на воде, картины. Горячая темнота наваливалась всё сильнее, и не было сил даже открыть глаза, да и не хотелось. И он с трудом осознавал, что мама где-то рядом, сидит на стуле, раскачиваясь от волнения, в тесном маленьком боксе участковой больницы, что-то шепчет и плачет. Он не видел, как пожилая санитарка принесла ей маленькую икону Богородицы и от руки написала молитву. И мать, которая до сих пор даже не осеняла себя крестным знамением, разве что иногда восклицала: «Ой, Господи!», стала шептать молитву и истово бить поклоны перед иконой. Педиатр, который ежечасно промывал горло Тимофею, невольно тоже стал осенять себя крестом перед каждой процедурой. Мальчик не чувствовал, как каждые четыре часа ему ставят уколы, протирают тело влажной ватой, но почему-то слышал, как надрывно шепчет мать.

И утром ему стало легче. Он открыл глаза и увидел руки матери, обнимавшие его завёрнутые в одеяло ноги. Она уснула, сидя на полу, склонив голову в изножье кровати на выбившийся из-под застиранной простыни старый матрас, сплошь усеянный подтёками и пятнами. В правой руке у нее была маленькая икона Богородицы.

Утром пришла и санитарка.

— О, Тимоша! — с порога начала она. — Вымолила тебя мама, смотри-ка уже глаза у тебя живые. И я за тебя молилась, знаешь кому? Не знаешь, а я за тебя царевичу Алексею молилась. Ему, говорят, о детках молиться надо, чтобы он заступился. Мне дочь из Екатеринбурга иконку привезла, там Храм на крови строят. Глянь-ка. Да поцелуй, поцелуй образ-то! Поблагодари святого отрока.

И только сейчас Тимофей вспомнил, что уже видел наследника! На иконе он был всё в той же гимнастерке с застегнутым под горло воротом, с маленьким крестом в руках, а на плечи наброшен красный плащ...

Но потом всё как-то забылось, стёрлось. Да и жизнь вильнула кривым коленцем, родители выпали из неё, как выпадают усталые птицы из стаи, возвращающейся из далёких краёв. А теперь надо было молиться за маму. Как? Где-то была та маленькая икона Богородицы. Где? Он побродил по квартире, заглядывая в шкафы и на полки, но безуспешно. Вдруг ему стало стыдно. Когда он болел, мать стояла на коленях перед иконой, а как выздоровел, то про неё забыли. Стыдно стало от собственной неблагодарности. За себя и за родителей стало стыдно. Доктору, который из-за Тимохи ночевал в стационаре две ночи подряд, спасибо сказали, не забыли, отец отнёс бутылку дорогого коньяка и коробку конфет. А Богородице? А царевичу?

Вдруг Тимофея осенило, и он достал из портфеля томик Гоголя. Распечатанные на принтере фотографии мало походили на иконы, но, как сказал батюшка, царская семья святая, значит, можно молиться и так. Вот царевич Алексей, а вот и вся семья... В конце концов, он обращается не к бумаге, а к этим святым людям. Тимофей вырезал из картона соответствующие подклады и приклеил на них фотографии, а затем поставил их на полку, где скучали учебники.

Сначала он просто стоял, подбирая слова, но ничего не получалось. Он даже вспомнил, что Вера Андреевна как-то целый урок посвятила молитвам: читали и разбирали «Отче наш», «Песнь Пресвятой Богородице», «Символ веры»... Но сейчас в голове пролетали только обрывки. «Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое...» Смутившись, Тимофей опустил голову, правой рукой нащупал на груди нательный крестик.

— Царевич Алексей, пусть только моя мама не умрёт, я очень тебя прошу... Пожалуйста... Попроси Богородицу, чтобы Она... Чтобы мама выздоровела...

Нескладно получалось, и Тимофей снова заплакал.

В эту ночь ничего не снилось. Но Тимофей часто просыпался, казалось бы, совсем без причины. Иной раз слышал, как ходит курить на кухню отец, сдавленно кашляет, наливает себе воды. За окном подвывал ночной февральский ветер, будто только что умчался из ужасной истории. И сразу же все, ещё не родившиеся, мысли выстраивались в одну: как там мама? Как ей, наверное, обидно, что у её кровати никто не сидит, никто не приносит ей воды, а только привыкшая к чужим страданиям медсестра изредка заглядывает в палату, чтобы окинуть взглядом: всё ли в порядке...

15

Утром они с отцом позвонили в больницу. Регистратор с голосом автоответчика сообщила: состояние средней тяжести, стабильное... Но Егор Семёнович выпросил номер телефона ординаторской и пригласил к телефону лечащего врача — Мстислава Иосифовича. Тот более подробно разъяснил, что такое стенокардия, экстрасистолы и возможное шунтирование коронарных сосудов. При этом врач вскользь заметил, что, разумеется, если потребуется операция, она будет сделана в счет страхового полиса, но есть ещё и платный вариант, который гарантирует высокое качество и прочие прелести рыночной медицины.

— Сколько? — спросил Егор Семёнович.

— Ну, я могу говорить только о порядке цен, — уклончиво ответил Мстислав Иосифович, — всё зависит от сложности операции... Иногда цена достигает трёх тысяч условных единиц...

— Машину купить можно, — сам себе сказал Егор Семёнович.

— А сердце — это, собственно, и есть машина, — Мстислав Иосифович решил закончить разговор: — Но вы не переживайте, сейчас её жизни ничто не угрожает, кризис миновал, медикаменты, которые она получает перорально и внутривенно, всё равно сделают свою работу, но сердечко, конечно, запущенное. Износ много выше возрастных показателей.