Магистральный канал - [46]

И хоть он — Павел Дераш — никогда не брался за лопату раньше, чем принимался за работу Иван Сорока, многоопытному землекопу казалось, что комсомолец может сделать это именно сегодня, что от молодежи можно дождаться любой хитрости. Ведь додумался же он сделать свою лопату на четыре сантиметра шире, чем у него, у Сороки. Оказывается, в первые два дня он подходил к старому землекопу и смотрел на его работу не просто так. Не для того только, чтобы провести время, дурил он голову кузнецу Устину. Это был тонко и хитро продуманный, рассчитанный до малейшей подробности план, который теперь неуклонно выполняется с беспощадным упорством. И слава старого землекопа, как казалось теперь Ивану Сороке, померкла, ее одолела могучая молодая сила.

Комсомольцы и вообще молодежь подхватили эту, может быть даже и временную, победу своего ровесника и постарались растрезвонить об этом событии на все лады. Если раньше в сводках Баса фамилия Ивана Сороки стояла на первом месте, то теперь она упоминалась только после Павлика Дераша. «Новый рекорд комсомольца Дераша», — объявляла комсомольская газета. «Выдающаяся победа Павла Дераша», — солидно красовалось на первой странице центральной республиканской газеты. Даже пионерская газета, сообщая о делах зеленобережских школьников, не забывала задушевно, в нескольких строчках, сказать о Дераше… И Митька Попок, этот бесхитростный и верный барометр всемирных и колхозных новостей, сначала вручал почту Павлику Дерашу и только после этого задирал свою рыжую поповскую бородку и выискивал глазами Ивана Сороку…

День ото дня увеличивалась выработка Ивана Сороки, но и с каждым днем, обгоняя его, уходил все дальше и дальше Павел Дераш. И только тогда понял старый землекоп, что, кроме молодости, помогала комсомольцу и сконструированная им лопата. В этом, наверно, и была главная причина победы Павла. Поэтому пришлось Ивану Сороке дать Устину срочный заказ: «…Сделать такую же лопату, как и у Павла Дераша».

Колхоз «Новая Заря» работал неподалеку от бывшей бобровой плотины, перерезая самую большую подкову реки. Позавчера в полдень землекопы разрушили перемычки, и вода бурно помчалась по новому, прямому как стрела руслу. Уже в полдень на следующий день зеленобережцы почувствовали результат этой работы: торф стал более сухим и вязким, работать стало гораздо легче даже в тех местах, где трасса проходила по «чертовым окнам». Поэтому Иван Сорока еще надеялся вернуть свою былую славу. Хоть бы в последний день! Иван Сорока знал, что если Павлику Дерашу сочувствует молодежь, волнуется и болеет за него, то за рекорд Ивана Сороки грудью стоят люди среднего поколения и все пожилые.

Устин даже сказал, когда принес переделанную лопату:

— Я, Иван, прибавил еще и в длину сантиметра два. С таким профилем ты должен его наверняка перегнать. И почему ты раньше не сказал, что хочешь сделать лопату такого профиля?! В комсомольской бригаде все воюют такими лопатами, как у Павла…

Вот и казалось сегодня Ивану Сороке, что жена слишком медленно поворачивается возле печи, что дрова тоже горят медленнее, чем обычно, будто год пролежали в воде. И сало на сковороде, и блины, и даже картофельная похлебка — все так медленно поспевает, чтобы, как нарочно, задержать его своевременный выход на работу. Тем более, что и Захар Петрович давно прошел на колхозный двор, давно, как казалось Ивану Сороке, бренчат на молочной ферме жестяными ведрами доярки…

Во время завтрака знаменитый землекоп вдруг обнаружил еще одного почитателя и сторонника Павлика Дераша. Обнаружил в своем доме, в своей родной семье.

Этим изменником оказался Ромка, твердой и ежедневной обязанностью которого было отводить утром в детский сад, а вечером приводить домой Анюту и Петрика. Так вот этот Ромка, умывшись студеной водой и вытирая полотенцем розовощекое лицо, проговорил:

— Вчера Захар Петрович и Миклуш послали телеграмму в Центральный Комитет.

— Какую телеграмму? — спросил отец.

— Что Павлик установил новый рекорд.

— Мгм… — неопределенно обронил Сорока, но тут же заметил: — Прошлым летом такую телеграмму посылали о трактористе Брыле. Но не успела она дойти, как его опередил Шикун.

— Мало ли что было в прошлом году, — обидчиво сказал Ромка. — А Павлика никто не перегонит! Никогда!

Иван Сорока даже перестал есть.

— Почему ты так думаешь?

— Думаю… Павлик всех перегонит. Он комсомолец.

— И меня?.. И меня перегонит? — еще не веря тому, что он слышит от сына, спросил Иван Сорока.

— Тебя?.. — Тут Ромка с пренебрежением взглянул на отца. — Он же тебя давно перегнал…

— Ах ты сукин кот! — рассердился уже не на шутку Иван Сорока. — Вот ты как своему отцу сочувствуешь? Где мой ремень?

Но покуда Иван Сорока выбирался из-за стола, маленького изменника и след простыл. Сильно взволнованный таким случаем, Иван Сорока отыскал шапку и двинулся из дому.

Погода, как и в минувшие дни, стояла благоприятная. Бригадиры полевых бригад даже сетовали, что солнце греет слишком щедро и может повредить яровым посевам. Жаркая духота нависала в полдень над болотом и над полями. Только под вечер край неба начинал затягиваться серыми облачками, и до Зеленого Берега долетали слабые раскаты далекого грома. В вечерних сумерках были видны где-то за пущей даже короткие вспышки молнии. Но дождей не было. Редкие тучи, которые появлялись вечером, под утро исчезали вместе с ветром-суховеем.