Магистральный канал - [47]

Оказавшись во дворе, Иван Сорока в первую минуту не разобрался, что за шум слышится с улицы. Схватив лопату, он выбежал за ворота.

Целый батальон хлопцев и девчат, со вскинутыми на плечи лопатами, шел по деревне. По мере его продвижения то из одного, то из другого двора выходили землекопы и присоединялись к этой боевой группе. Впереди, словно командир, шагал Павел Дераш. Не одна, а две лопаты красовались у него на плече: одна его, а другая Яшки Пролетки, колхозного весельчака. В руках у Яшки была гармонь.

При виде этой процессии Иван Сорока нахмурился. Так можно ходить только на свадьбу, на вечеринку, а не туда, где сам черт не то что ног, а хвоста из трясины не вытащит!

Гармонист сперва наигрывал тихонько, часто переходил с одного мотива на другой, как будто пробуя, на чем ему лучше остановиться. И вдруг, приглушив гармонь, запел звенящим тенором:

Эх, старался ж наш Иван

На войне с болотом…

— Золотое у хлопца горло! — возбужденно проговорил Максим Резак, здороваясь с Сорокой. — Ты вслушайся только… Разве не правда?

— Гм… гм… — неопределенно ответил Сорока.

Яшка Пролетка затейливо изобразил серебряными голосами гармошки соответствующую музыкальную паузу и запел снова:

… Появился Павлик Дераш —

Подбавил заботы.

— Ну, слышал! Хороший голос? — снова обратился Резак к Сороке.

— Отвяжись… Дерет горло, как молодой петух… А о чем, сам не знает, — еще больше нахмурился Сорока и придержал шаг, чтобы не идти рядом с этим долговязым поклонником Яшкиного таланта.

Пристыженный землекоп оказался почти в самом хвосте колонны, чтобы только быть подальше от гармониста, и тут увидел новую колонну, и в первом ее ряду своего Ромку. Он шел рядом с Мечиком Марецким. В колонне было человек тридцать ребят, и они точно повторяли все движения взрослых и пели то, что слышали от Яшки:

… Появился Павлик Дераш —

Подбавил заботы.

За такую кощунственную песню один из молодых землекопов — у которых-то, кстати, и лопаты и гармонь были только в воображении — сразу выбыл из строя, вытащенный оттуда сильной рукой отца. Этим потерпевшим землекопом оказался Ромка.

— Я тебе, мерзавец, покажу, как батьку позорить! — шлепнув хлопца ладонью по заду, зашипел Иван Сорока. — Сейчас же ступай домой. Ты отвел малышей в сад? Отвел? А-а?

А ядовитый Яшка-гармонист уже напевал!

Павлик думает: герой

Он у нас особый,

А Иван как поднажмет —

Догони попробуй.

Сорока только теперь уловил, что у Яшки совсем неплохой голос, и пошел быстрее в надежде услышать новые, приятные для себя подробности. Но гармонист уже кончил петь свои злободневные частушки, и над колонной, над глухим позвякиванием лопат, в прозрачной утренней прохладе загремел походный марш.

Минут через десять старый землекоп занял свое место на трассе магистрального и, не оглядываясь, не интересуясь тем, что творится вокруг, начал яростно выбрасывать большие пласты неподатливого торфа.

Сегодня он твердо решил отвоевать у Павлика Дераша свое первое место. Но некоторые непредвиденные обстоятельства помешали этому. И виновником всему был его собственный сын Ромка.

«НИЧЕГО СТРАШНОГО НЕТ»

То, что делалось на болоте, захватило теперь все внимание ребят. Это было великолепное зрелище, которое вряд ли повторится в Зеленом Береге. Изо дня в день на протяжении трех недель на деревенской улице можно было встретить только дряхлых стариков, вся жизнь которых осталась в прошлом, и несамостоятельных маленьких граждан из яслей и детского сада, жизнь которых еще только начиналась. Остальные зеленобережцы от зари до зари яростно воевали с болотом. С раннего утра и до позднего вечера поблескивала на трассе магистрального сталь заступов. Разноцветным пышным маком цвели женские платки, майки и рубахи мужчин. В воздухе непрерывно мелькали, облитые темной бронзой загара, тысячи крепких рук.

Погода стояла самая благоприятная. После лютой, суровой зимы солнце грело щедрыми горячими лучами. Прозрачная теплая духота плыла над болотом, над полями. А болотная топь упорно сопротивлялась великому народному наступлению. Если уровень воды в речке понизился после взрыва бобровой плотины, то во многих местах главной трассы ржавая вода еще держалась на поверхности торфа, еще предательски колебался под ногами покрытый реденькой жесткой осокой грунт возле «чертовых окон». Часто люди проваливались в болото по пояс, по шею. Часто вода снова заливала канал. И тогда многие землекопы бросали лопаты, хватали ведра, широкие полотнища брезента, чтобы хоть немного утихомирить бешеный разгул стихии.

И, конечно же, наши юные герои появлялись только в самых исключительно трудных и решающих участках битвы с болотом. Частенько они хватали брошенную на минуту кем-нибудь из взрослых землекопов лопату и принимались копать торф.

— Ах вы бездельники! — набрасывался на хлопцев кто-нибудь из взрослых в таких случаях. — Это же наказание, а не дети! Ну, марш отсюда! Мало вам места в деревне или по краям болота? Так нет же, ему, чертенку, понадобилось в самое пекло лезть!.. Где тут хороший прут лежал?..

Вечером ребята хвастались друг перед другом, кто и где больше поработал лопатой, обманув бдительность взрослых. Отошли в прошлое войны «красных» с «белыми». Однажды Генька даже позабыл накормить своих любимых кроликов и они проголодали больше суток. Никто не вспоминал теперь и про деда Брыля, который до сих пор еще не вернулся из своей научной командировки.