Магический мир философии - [21]

2. Субъект-объектное отношение носит отчуждающий характер, оно закрепляет представление о радикальном различии субъективного и объективного, в то время как граница между ними зыбка, и через нее легко осуществляется трансгрессия.

3. Сам субъект не может претендовать на целостность, потому что в наше время он переживает кризис идентичности, он диссоциирован, претерпевает состояние размытости собственных пределов, не знает , кто он.

Что обещает нам, если принять программу постмодернизма, ликвидация такого философского инструментария как субъект-объектное отношение? Слитую неразличимость и полноценный хаос. Неразличимость и хаос конечно, моменты потенциально творческие, но актуально приводящие философа, аналитика и даже просто созерцателя в состояние гносеологической истерики и эпистемологической депрессии. Просто оказывается, что познавать некому, нечего, и стало быть, незачем!

Обратимся к каждому из сформулированных положений и рассмотрим его конкретней. Подчеркнем при этом, что речь идет пока не о заоблачных высях медитаций, где невесть что примерещится, а об обычной повседневной жизни, об эмпирическом мире, пересмотреть наш взгляд на который предлагают нам постмодернисты. Заметим по ходу дела, что постмодернизм не ищет сущности в ее классическом понимании, поэтому речь идет об изменении повседневных способов восприятия через деконструкцию текстов, которые их выражают.

Первый тезис, как уже было отмечено, касается осознания равноправия субъекта и объекта в ходе их взаимодействия. В некотором смысле подобная идея наивна до инфантильности. Это некий вариант «магического мышления»: вот сейчас мы скажем, что тот, кто активен и тот, кто на данный момент пассивен, равноправны, и так и окажется на самом деле. Недаром подобные идеи подхватили феминистки, также пожелавшие быстренько ликвидировать различие между мужчиной и женщиной только лишь посредством провозглашения их полного равенства. А между тем, повседневный опыт показывает нам, что практически в любом взаимодействии есть активная и пассивная сторона, что существа одушевленные чаще бывают активными, чем неодушевленные, а обладающие сознанием, нежели им не обладающие. Хотя никто не отрицает того, что, во-первых, субъект и объект могут поменяться местами ( охотник на тигра может стать его жертвой), а во вторых, что объект оказывает обратное воздействие на субъект, хотя и несоизмеримое по интенсивности.

Второе положение, связанное с сюжетом взаимопроникновения субъекта и объекта, также игнорирует опыт повседневности, утверждающий наличие границ между существами, сущностями и предметами. Даже переживая целостность группы или коллектива, мы не путаем себя с другими, не говоря уже о том, что попадание молотком по собственному пальцу отличается от попадания по шляпке гвоздя. В подобном случае границы между субъектом и объектом переживаются непосредственно, как факт физической боли. Конечно, проникновение субъективного в объективное (инакое, чем мы сами, противостоящее нам), мы находим в артефактах, в явлениях культуры, но субъектность и субъективность здесь преобразуются, говоря марксистским языком, опредмечиваются, и этот сплав, амальгама субъективного и объективного приобретают самостоятельное бытие, также имеющее границы. «Распредмечивание», в свою очередь, переводит часть объектно-наличного в наш внутренний мир, снова меняя способ бытия содержаний: предмет и знание о предмете не слиты воедино, они разнятся по онтологическому статусу и способу существования. Мы знаем, что на самом деле объектом ( воздействия, изучения, внимания) может стать что угодно, вплоть до части нашего собственного «Я», когда оно подвергается интроспекционистскому наблюдению. Но в этом случае появляется внутреннее расщепление и вновь возникает граница, отделяющая Я-наблюдающее, Я-субъекта от Я-наблюдаемого, принимающего в данном случае характер объекта. Другой вопрос, что все границы подвижны, они могут легко появляться и исчезать, приближаться и отдаляться, оказываться за пределами прежде проведенных демаркационных линий. Но это означает лишь смену установки, изменение ракурса видения, однако вовсе не исчезновение субъект-объектного отношения как унивесрсальной структуры наших действий, восприятия и внимания. Мартин Бубер, в свое время развивавший идею о бесконечной ценности отношения «Я-Ты», тем не менее не мог не согласиться с тем, что отношения «Я-Оно», субъект-объектное отношение неискоренимо в нашем несовершенном мире, и человек вынужден с этим считаться.

Третий тезис постмодернизма, утверждающий диссоциацию субъекта, является явным преувеличением. Постмодернизм критичен по отношению к парадигме прошлого, он пылко разоблачает рационализм, и в пылу критики допускает явные перехлесты. Это касается, и «смерти Автора», и «смерти Субъекта» и «смерти Человека». На поверку оказывается, что никто не умер, разве что в головах сердитых сочинителей. И Автор, и Субъект и Человек мирно процветают, так сказать, вершат свою судьбу, следуют собственным путем повседневности. Кстати, ни один из знаменитых постмодернистов не отказался ставить на книгах свое имя, что само по себе противоречит идее Смерти Автора. Что же касается человека, то современный человек, сколько ни испытывает его история на своих крутых поворотах, все же остается в массе вменяемым и ощущает свою субъектную идентичность. Ни возраста жизни, ни культурные миграции, ни скорость социальных изменений не разрушили его настолько, чтобы он не смог реализовывать свою субъектность или добровольно отказался от этого.