Магический мир философии - [20]
Сама грамматическая структура языка – к речи какого бы народа мы ни обратились – свидетельствует о языке как способе выражения сущего и в немалой степени – субъект-объектного отношения. В русском языке для этого предназначен винительный падеж, отвечающий на вопросы «кого?» «что?» и предполагающий противопоставление того, кто действует и того, на что действуют. Аналогичную картину мы наблюдаем в немецком языке. В английском и французском языках то же самое выражается служебными словами. В большинстве языков Северного Кавказа существуют специальные грамматические формы для выражения активности действующего субъекта ( эргативности), и описание мира в этих языках невозможно без эргативных форм. Более того, в дагестанских высокогорных наречиях есть конкретизация в падежных формах предметности, на которую оказывается воздействие или с которой соотносится человек. Таким образом, сам язык является различителем того, что находится на стороне действующего и воспринимающего человека с его сознанием, а что – на стороне объекта, предмета, того, что не есть «моё активное Я».
Соглашаясь с Хайдеггером в необходимости не забывать Бытие, чья природа таинственна и внепредметна, я хотела бы подчеркнуть, что философ, живущий в мире и осмысливающий его практическую жизнь, не может закрыть глаза на те естественные условия «субъект-объектности», которые отпечатались в самом языке, причем в языке народа, а не злостных технократов современной эпохи.
Второе возражение касается позиции Джеймса Гибсона (1966, 1979), чья позиция подробно излагается и разбирается в вышедшей недавно книге Гарри Ханта «О природе сознания». Фактически, это будет возражение Гибсону и Ханту вместе, поскольку Хант в значительной степени с ним солидарен. Главная идея Гибсона состоит в том, что традиционному представлению о восприятии ( лежащему в основе всякого сознания) он противопоставляет восприятие движущегося существа, при котором возникают динамические паттерны впечатлений – мобильные и текучие. Окружающий порядок представляет таким образом смену «самоорганизующихся конфигураций», которые воспринимаются организмом одновременно как внешние и внутренние. Это именуется «экологический строй». «По мнению Гибсона, – пишет Г.Хант, – любое восприятие окружающего динамического порядка, или строя, одновременно и внутренне представляет собой проприоцепцию, или самовосприятие конкретного положения организма в этом строе. Иными словами, некоторый специфический поток наслоений, наплывов и перекрываний возможен только при столь же специфических положении и пути. По существу, строй всегда возвращает уникальное положение и телесную позу, из которых мог переживаться данный поток. Поэтому объемлющий экологический строй Гибсона исключает любую дихотомию субъекта и объекта. Он утверждает, что нет никакой информации о «там», которая одновременно не дает свое конкретное «здесь»как две фазы уникального соединения. Восприятие, действие и проприоцепция не являются разными функциями или альтернативами»22.
Думается, что само употребление выражений «там» и «здесь» ( имеется в виду «на стороне субъекта и на стороне объекта») указывает на то, что интенция различения существует всегда. Предпосылки этого различения есть и у животных, которых Гибсон включает в свое рассмотрение: в драке собаки кусают противника, а не собственный хвост. Кроме того, когда разговор заходит о полноте неразличимости, вряд ли речь вообще может идти о сознании. Видимо, следует остановиться на понятии «состояния», «переживания», самоощущения, но к субъект-объектному различению, сопровождаемому ясным умом и твердой памятью, это не имеет отношения. «Экологический строй» – фундамент, на котором возвышается сознание, но не оно само. Соглашаясь с Гибсоном в том, что внутреннее и внешнее тесно связаны и отзываются друг в друге, мы не ликвидируем субъект-объектного различения, мы лишь снимаем грубое противопоставление между ними, ликвидируем искусственно созданный разрыв. Да, субъектное и объектное, субъективное и объективное отражаются друг в друге, коррелируют друг с другом, выступают как стороны одной медали, как полюса взаимодействия, но это возможно именно в силу того, что они различны, а не потому, что «их нет».
Третье возражение хочется направить в адрес философов-постмодернистов. В обобщенном виде их претензии к концепту субъект-объектного отношения таковы:
1.Рационалистическая субъект-объектная схема предполагает доминирование субъекта над объектом, их принципиальное неравноправие, поэтому она должна быть пересмотрена. Субъект и объект – равноправные стороны взаимодействия, потому нечего пользоваться устаревшей схемой.
