Мадам Мидас - [84]

– Нет, моя дорогая, – тихо ответила старшая женщина, – но, должна признаться, с тех пор, как переехала сюда, я почему-то чувствую себя не в своей тарелке. Мне не нравится оставаться одной.

– Вы никогда не будете одна! – И Китти нежно прижалась к ней.

– Спасибо, котенок! – Мадам потрепала ее по щеке и быстро добавила: – Но я и впрямь нервничаю. Особенно ночью. Иногда мне приходится просить Селину прийти в мою комнату и остаться со мной на всю ночь.

«Мадам Мидас нервничает, – подумал Ванделуп. – Кажется, я догадываюсь, почему: она боится возвращения мужа».

В этот миг слуга объявил о прибытии мистера Калтона, и тот вошел – с виду умный и проницательный, с острым, язвительным лицом.

– Я должен извиниться за опоздание, миссис Вилльерс, – сказал он, пожимая руку хозяйке, – но дела, знаете ли… Имею удовольствие заниматься делами.

– А теперь, – отозвалась Мадам, – надеюсь, вы будете иметь удовольствие заниматься удовольствиями.

– Очень язвительно, моя дорогая леди, – ответил Калтон высоким ясным голосом. – Прошу, представьте меня.

Мадам Мидас так и сделала, и все отправились обедать – хозяйка дома с Калтоном, а вслед за ними – Китти с Ванделупом.

– Это идеальный вариант обеда, – заметил Калтон, когда все расселись за столом. – Потому что нас четверо, а эпикурейцы утверждали, что гостей не должно быть меньше, чем граций, и больше, чем Муз.

И это был очень веселый обед. Все четверо были умными собеседниками, и Ванделуп с Калтоном, соревнуясь друг с другом, превзошли самих себя: из них так и сыпались остроумные замечания, саркастические пословицы и хорошо рассказанные истории. Причем они рассказывали истории как свои собственные, не приписывая их авторство Сидни Смиту[61].

– Если б Сидни Смит был жив, – сказал по этому поводу Калтон, – он бы удивился, сколько на свете существует его историй, которые он никогда не рассказывал.

– Да, – весело вставил Ванделуп, – а еще удивился бы, насколько они блестящи!

Мадам улыбнулась.

– В конце концов, для некоторых людей он – якорь спасения, – сказала она. – Самая лучшая оригинальная история может потерпеть провал, но даже скучная, приписанная Сидни Смиту, должна вызвать смех.

– Почему? – слегка удивленно спросила Китти.

– Потому, – серьезно объяснил Калтон, – что общество руководствуется по большей части традициями, и раз наши бабушки смеялись над шутками Сидни Смита, эти шутки обязательно должны развлекать. Так что шутки могут быть так же освящены временем, как и символы веры.

– Во всяком случае, шутки более забавны, – насмешливо заметила Мадам. – А из-за символов веры обычно начинаются ссоры.

Ванделуп пожал плечами и улыбнулся.

– А ссоры обычно порождают истории. Таков закон компенсации.

Потом они перешли в гостиную, где Китти и Ванделуп пели и обращались друг с другом восхитительно учтиво. Мадам Мидас и Калтон оба были умны, но насколько умнее их оказались девушка и молодой человек, менявшиеся местами за пианино!

– Вы собираетесь на бал к Меддлчипу? – спросил Калтон миссис Вилльерс.

– О да, – кивнула она. – Мы с мисс Марчёрст обе поедем.

– Кто такой мистер Меддлчип? – спросила Китти, крутнувшись на вращающемся табурете у пианино.

– Самый большой филантроп Мельбурна, – ответил Гастон с легкой презрительной ухмылкой.

– Велика Артемида Эфесская![62] – с издевкой сказал Калтон. – Мистер Меддлчип ужасно страдает от избытка денег и должен избавляться от них, чтобы не быть раздавленным, подобно Тарпее, щитами сабинян[63], вот потому его и называют филантропом.

– Но ведь он творит добро, разве не так? – спросила Мадам.

– Если верить рекламе, – фыркнул Калтон. – О да! Он даст тысячи фунтов на любые публичные нужды, но личная благотворительность в его глазах – пустая трата денег.

– Вы очень строги к нему, – со смехом сказала миссис Вилльерс.

– Ага! – воскликнул Ванделуп. – Мистер Калтон, как и я, считает, что нет смысла иметь друзей, если ты не имеешь возможности ими злоупотреблять.

– А получив такую возможность, вы полностью ею пользуетесь, – вызывающе заметила Китти.

– Я всегда беру все, что могу заполучить, – издевательски ответил Гастон.

Девушка задрожала, и Калтон это заметил.

«Так, – сказал себе этот проницательный чтец характеров, – между этими двумя что-то есть… Бог мой! Я подвергну своего французского друга допросу с пристрастием».

Ванделуп и Калтон попрощались с дамами, отправились пешком на станцию Сент-Килда, сели в поезд – тут-то Калтон и приступил к своему допросу. Но с тем же успехом он мог задавать свои хитроумные вопросы скале, а не Гастону. Этот умный джентльмен сразу раскусил адвоката и то и дело дурачил его колкими ответами, сбивая с толку полнейшим хладнокровием.

– Признаюсь, – сказал Калтон, когда они пожелали друг другу доброй ночи, – вы меня озадачили.

– Язык дан нам для того, чтобы скрывать свои мысли, – с улыбкой заметил мистер Ванделуп. – Доброй ночи!

И они расстались.

«На сегодня комедия закончена, – подумал Гастон, шагая домой. – И она была так похожа на настоящую жизнь, что зрителям и в голову не пришло, что то было лишь произведение искусства».

Он ошибался. Калтону в голову это пришло.

Глава 9 Профессиональный филантроп