Мадам Мидас - [64]

Китти попыталась улыбнуться бледному отражению своей прежней веселой улыбкой, но эта попытка оказалась тщетной, и девушка ударилась в слезы.

К шести часам ужин был готов. Убедившись, что всё в полном порядке, Китти вышла на улицу высматривать Гастона.

Улицу озарял слабый теплый свет, небо имело бледно-опаловый оттенок. Ветерок, прилетавший из сада, доносил сюда аромат цветов, напомнив Китти о саде миссис Вилльерс в Балларате. О, те невинные дни! Вернутся ли они когда-нибудь? Увы! Китти знала, что не вернутся – тонкое ощущение юности оставило ее навсегда. Девушка, которая сейчас прислонялась к стене дома, склонив на руку золотистую голову, знала, что случившаяся с ней перемена – это переход от юности к зрелости.

Внезапно она услышала стук колес и очнулась от задумчивости. У ворот уже стоял двухколесный кеб, и Ванделуп на тротуаре расплачивался с кучером. Китти услышала, как ее возлюбленный велит кебмену заехать за ним в восемь часов, и сердце ее упало при мысли о том, что через два часа Гастон снова исчезнет.

Кеб отъехал. Китти стояла у веранды, безучастная и молчаливая, ожидая Ванделупа, который медленно пошел по дорожке, держа одну руку в кармане брюк. Француз был в вечернем костюме, и, поскольку вечер был теплым, без пальто. В темном одеянии, высокий и стройный, он шагал по дорожке, весело помахивая тростью.

– Ну, Крошка, – жизнерадостно сказал Гастон, нагнувшись и поцеловав ее, – я вижу, ты здесь. Надеюсь, ты приготовила для меня вкусный ужин?

– О да, – ответила Китти, попытавшись улыбнуться, и пошла рядом с ним к дому. – Я поговорила с миссис Палчоп, и та приготовила кое-что особенное.

– И как поживает эта ходячая больница? – спросил Ванделуп, небрежно снимая шляпу. – Полагаю, больна, как обычно.

– Так она говорит, – со смехом ответила Китти, вложив ладонь в его руку и входя в комнату. – Она всегда больна.

– О, Крошка, сегодня ты выглядишь очаровательно, – сказал Ванделуп, держа ее на расстоянии вытянутой руки. – Совсем как в прежние времена!

Девушка и в самом деле выглядела очень хорошенькой, потому что волнение встречи сделало ее глаза ярче и разрумянило щеки. Китти стояла, освещенная теплым светом лампы, в ореоле своих золотистых вьющихся волос, и выглядела просто картинкой.

– Ты ведь не очень скоро уйдешь? – прошептала она, шагнув к Гастону и положив ладонь ему на плечо. – Я теперь так мало вижусь с тобой…

– Мое дорогое дитя, тут я ничего не могу поделать, – ответил француз, небрежно убрав ее руку и подойдя к обеденному столу. – Нынче вечером у меня назначена встреча в городе.

– Ах, ты меня больше не любишь, – с приглушенным всхлипыванием сказала Китти.

Ванделуп пожал плечами.

– Если ты собираешься устраивать сцены, – холодно сказал он, – пожалуйста, повремени с этим. Я не хочу лишиться аппетита. Не будешь ли ты столь любезна посмотреть, готов ли ужин?

Китти вытерла глаза и позвонила, после чего в комнату вплыла миссис Палчоп, все еще закутанная в плотную шаль.

– Еще не совсем готов, сэр, – ответила она на вопрос Гастона. – Топси страдает от зубной боли, и вы не вправе ожидать, чтобы столь больные люди занимались готовкой!

– Почему же вы не отправите ее в больницу? – спросил Ванделуп с зевком, взглянув на свои часы.

– Ни за что! – пронзительным голосом ответствовала миссис Палчоп. – Лекарства там разбавляют, а пациентов бросают на милость докторов, которые практикуются на них, как на подопытных зверушках. Топси может отправиться на кладбище, как ее бедный дорогой отец, но никогда это не произойдет по вине больницы!

С этими словами миссис Палчоп выплыла из комнаты, потому что ее специфическую манеру передвижения вряд ли можно было назвать «ходьбой».

Наконец появился ужин, и Китти воспрянула духом. Они с Гастоном приятно провели время за едой, а после беседовали, пока он наслаждался кофе и сигаретой.

Ванделуп никогда не обходился без сигареты во рту, его пальцы все были в желтовато-коричневых пятнах от никотина. Гастон сидел за обеденным столом, а Китти откинулась на спинку большого кресла, слушая его пустую болтовню и восхищаясь им.

– Ты не мог бы остаться сегодня на ночь? – спросила девушка, умоляюще глядя на Ванделупа.

Тот ласково покачал головой.

– Я уже сказал, что у меня назначена встреча, – лениво проговорил он. – Кроме того, проводить вечера дома – это так мрачно.

– Я буду здесь, – с упреком сказала Китти.

– Конечно, это играет роль, – со слабой ухмылкой ответил Гастон, – но, знаешь, – он пожал плечами, – я не культивирую в себе домашние добродетели.

– Что же ты будешь делать, когда мы поженимся? – с неуверенным смехом спросила Китти.

– Довольно с меня забот нынешнего дня[43], – ответил месье Ванделуп с веселой улыбкой.

– Что ты имеешь в виду? – с внезапным испугом спросила девушка.

Француз встал со стула и зажег еще одну сигарету. Неторопливо подойдя к очагу, Гастон прислонился к каминной доске, засунув руки в карманы.

– Я имею в виду, что еще будет время поговорить о таких вещах после женитьбы, – ответил он, глядя на нее сквозь ресницы.

– Значит, мы поговорим о них в самом ближайшем будущем, – с сердитым смехом заявила Китти. Ее руки крепко сжали подлокотники кресла. – Потому что год уже на исходе, а ты обещал на мне жениться до истечения года!