Мадам де Помпадур - [26]

Скуку, одолевавшую весь двор во время пребывания в Шуази, еще долго на могли забыть. Охотиться нельзя, играть нельзя, а король, как всегда бывало с ним в скверном настроении, пожелтел (мадам де Помпадур сетовала: «Эта желтизна так ему вредит»), что говорило о разлитии желчи от уныния. Все хоть как-то держались только благодаря скандалу из-за святой воды. Княжеские роды Роган и Ла Тур д’Овернь, которым Людовик XIV не позволял даже заикаться об их «химерических притязаниях», поспорили с герцогами из-за права первыми окропить святой водой тело покойной. А так как король уехал, не оставив точных распоряжений на этот счет, в Версале вспыхнула отчаянная перепалка. В Шаузи и обратно полетели курьеры, король пытался уладить дело как можно тактичнее, постановив, что кропить тело водой будут только одни женщины. Но он забыл о том, что множество герцогинь имели привилегию находиться у гроба принцесс крови. Над мертвым телом дофины едва не разыгралась кошмарная сцена между этими дамами и принцессой де Тюренн (то есть, Ла Тур д’Овернь), которой удалось избежать только благодаря вежливости мадам де Бриссак и мадам де Бовилье, которые добровольно поступились своими правами. Король их потом благодарил. Общество в Шуази разбилось на сторонников обеих партий, и их горячие споры скрасили немало праздных часов. Решено было, что Роганы и Тюренны на этот раз победили, захватив всех врасплох, но что впредь допускать этого не следует.

Король день ото дня желтел все сильнее и начал заговаривать о новом отъезде к армии. Но мадам де Помпадур, предвидя это и боясь опять потерять его так скоро, связалась с маршалом Саксом. Мориц Саксонский, старый приятель братьев Пари, был давним знакомцем маркизы, а впоследствии стал и одним из ближайших ее друзей. Как нетрудно догадаться, присутствие короля при армии, само по себе невероятно лестное, служило источником постоянного беспокойства и забот для маршала, так что он был только рад союзу с маркизой ради того, чтобы удержать короля дома. Он написал, что вряд ли до конца лета можно ожидать сколько-нибудь важных сражений, а потому королю едва ли стоит тратить время на поездку.

Тогда король напросился в Креси. Именно на это и рассчитывала маркиза. Она была счастлива в первый раз принимать его у себя и отправилась вперед в сопровождении дам, гостивших в Шуази — принцессы де Конти, мадам дю Рур, графини д’Эстрад, — чтобы подготовиться к приезду короля. На следующий день король явился в сопровождении двух громадных дорожных карет, полных герцогами; там были д’Омон, д’Айен, Лавальер, Виллеруа и, разумеется, Ришелье. Двое принцев крови, Конти и Шартр, прибыли в своих экипажах. Лассюранс и Мариньи уже были на месте и надзирали за ходом работ. Король, всегда живо интересовавшийся любого рода строительством и проектами, скоро начал понемногу розоветь. К дому пристроили два новых крыла, не говоря уже о горе, поднимавшейся в парке (впрочем, ее сочли слишком лысой и переделали в травянистый амфитеатр), о мельнице, о молочной ферме и о просторных ландшафтах, завершавшихся водопадами. Задумывали также построить конюшню на две сотни лошадей, деревенскую больницу в ближнем селении, снести несколько сельских домов, портивших вид, и перестроить приходскую церковь. Король сел и разработал зелено-золотую униформу для Креси — каждая королевская резиденция имела свою униформу и ее полагалось носить всем гостям-муж- чинам. Повар Бенуа отличался за каждой трапезой, и король сказал, что никогда не видел дома, который бы лучше вели; короче говоря, визит в Креси обернулся блистательной удачей и сулил прекрасное будущее. Мадам де Помпадур поняла, каким способом надежнее всего привязать к себе царственного возлюбленного, и решила приобретать новые дома, поближе к Версалю.

Единственную ложку дегтя в бочке меда являл собой, как всегда, Ришелье. Под маской солидной учтивости Его превосходительство продолжал партизанские вылазки против маркизы. Каждая женщина знает, как опасен может быть закадычный друг возлюбленного, и если она умна, то не жалеет уловок кокетства, чтобы сделать его своим сторонником. Мадам де Помпадур старалась изо всех сил, всегда была с ним ласкова, даже поддерживала его устремления — впрочем, это обернулось для нее полной неудачей. Но все напрасно. Она для него служила воплощением омерзительной буржуазности, всей этой дурно воспитанной публики с удручающими манерами, которая тем не менее постепенно прибирала к рукам деньги и власть, отнятые у достойных людей.

До тех пор, пока не прославился кардинал Ришелье, семья дю Плесси, хоть и знатная, была совсем захудалой. Герцогу было невыносимо сознавать, что своим положением он больше обязан заслугам двоюродного деда-кардинала, чем собственному высокому происхождению. Это терзало его всю жизнь. На деле он не был вполне уверен в себе, и если д’Айен и де Гонто, в спокойном сознании своего безупречного аристократизма, могли дружить с кем душа пожелает, то Его превосходительство не мог. К тому же он ревновал короля к маркизе. До сих пор он состоял главным увеселителем при короле и в качестве обер-камергера двора ведал всеми дворцовыми развлечениями. Теперь же он почуял соперницу и принялся немилосердно ее вышучивать и задирать. Можно не сомневаться, что стоило ей отвернуться, как он принимался предательски зубоскалить на ее счет для королевских ушей. Но наконец, к огромному облегчению маркизы, он отправился на завоевание Пармы для мадам инфанты, так как любимая старшая дочь короля Людовика XV мечтала обзавестись собственным владением, чтобы вырваться из Мадрида. Некоторое время можно было отдохнуть от вида Его превосходительства, поднимающегося по лестнице в покои маркизы чванной поступью и с мрачной физиономией.