Людвиг Витгенштейн - [9]
«В. легко возбудим: его интерес к философии более страстный, чем у меня; по сравнению с лавиной его мыслей мои – какие-то жалкие снежки. У него чистая интеллектуальная страсть высшей пробы, так что он мне безумно нравится. Его нрав – нрав художника: интуитивный и непостоянный. Он говорит, что каждое утро начинает работать с надеждой, но каждый вечер заканчивает в отчаянии»[27].
Когда незадолго до конца учебы Витгенштейна в Тринити-колледже к нему приехала его сестра Эрмина, Рассел сказал ей: «Мы рассчитываем, что именно ваш брат сделает следующий большой шаг в философии». Для нее это стало потрясением, поскольку в семье никто не видел в Людвиге ничего выдающегося. Она также заметила, что брат показался ей в Кембридже намного более счастливым. Даже десятилетия спустя, когда Рассел стал критиковать позднюю философию Витгенштейна, он написал в своей «Автобиографии», что Витгенштейн – «идеальный пример гения в традиционном смысле слова: страстный, глубокий, неутомимый и властный»[28]. Вскоре Рассел и Витгенштейн обсуждали философию на равных. Как уже отмечалось выше, первоначально Витгенштейн заинтересовался философией математики и решением парадокса Рассела. Но в Кембридже он начал размышлять и о других вопросах, в частности о природе самой логики, ее теме, статусе логических истин, отношениях между логикой и фундаментальным языком. Эти вопросы будут занимать его несколько лет; ответы на них он представит в своем «Логико-философском трактате», который закончит в 1918 году.
Как и Вена, Кембридж перед Первой мировой войной притягивал многих видных ученых и интеллектуалов, и, на первый взгляд, Витгенштейн должен был хорошо вписаться в эту среду, но, учитывая его депрессивный характер, это было не совсем так. Тем не менее возможность общения с другими незаурядными умами явно пошла ему на пользу. Помимо Рассела Витгенштейн познакомился с такими выдающимися личностями того времени, как математик Г. Х. Харди, логик У. Э. Джонсон, философы Уайтхед, Дж. Э. Мактаггерт, Джордж Эдвард Мур и великий экономист Джон Мейнард Кейнс. Уайтхеда и Мактаггерта юный философ не слишком впечатлил. Джонсон поначалу был назначен личным наставником Витгенштейна, но через несколько недель их формальные отношения прекратились, поскольку Джонсона оттолкнуло покровительственное поведение студента. Тем не менее они остались приятелями. Через некоторое время Витгенштейн подружился также с Муром и Кейнсом. Мур (1873–1958) к тому моменту уже опубликовал свои самые важные труды по зарождавшейся в тот момент аналитической философии, в частности книгу Principia Ethica (1903). Витгенштейн был не слишком высокого мнения о Муре-философе, но восхищался его искренностью и честностью. Кейнс (1883–1946), который в то время работал над теорией вероятности и находился под влиянием Рассела и Мура, был очарован Витгенштейном с момента знакомства. Он определенно был интеллектуальной ровней Витгенштейну – стремительный, остроумный, оригинальный и открытый для новых идей; в первые годы в Кембридже Витгенштейн провел бесчисленные часы, дискутируя с ним. Кейнс также станет одним из покровителей Витгенштейна в бытовых делах, в частности, поможет ему, когда тот попадет в плен в 1918 году, вернет его в Кембридж в 1929-м и, наконец, будет хлопотать о его назначении на профессорскую должность в 1939-м.
В частности, именно благодаря поддержке Кейнса Витгенштейн в 1912 году был принят в состав группы «Апостолы». Она представляла собой закрытое дискуссионное общество, основанное еще в XIX веке и возглавляемое на тот момент как раз Кейнсом, а также писателем Литтоном Стрейчи. Витгенштейн же являлся идеальным кандидатом. На рубеже веков членами общества были самые знаменитые британские интеллектуалы и писатели, в том числе из числа блумсберийцев[29]. В состав «Апостолов» Витгенштейна приняли в качестве «эмбриона»: это был первый этап на пути к полноценному членству. Однако Рассел был против: он утверждал, что «эмбриону» не понравится интеллектуальное и гомоэротическое самолюбование «Апостолов». Так и оказалось: общество вызвало у Витгенштейна отвращение, и он вышел из него по истечении первого же семестра. Чем «Апостолы» точно не были, говорил он, так это именно апостолами. Пример претенциозности, свойственной им, можно увидеть в следующем фрагменте письма Стрейчи Кейнсу от 17 мая 1912 года:
«Оливер и герр Зинкель-Винкель [Витгенштейн] с трудом различают общее и частное. Последний – о да! – очень понятлив, но quelle souffrance[30]! Господи боже ты мой! “Если a любит b” – “Возможно, есть общее качество” – “Таким способом это вообще не поддается анализу, но у комплексов есть некоторые качества”. Как бы мне незаметно ускользнуть от всего этого и отправиться спать?»[31]
С гораздо бо́льшим рвением Витгенштейн участвовал в заседаниях Этического клуба (Moral Science Club) – университетского философского общества. С помощью Мура он даже изменил его правила, чтобы повысить качество дискуссий: заседания теперь должен был вести председательствующий, который обязан был следить за тем, чтобы дебаты не отклонялись от заданной темы, а выступавшим отводилось по семь минут. В декабре Витгенштейн впервые выступил с философским докладом на тему «Что такое философия?», уложившись в четыре минуты и побив на две минуты предыдущий рекорд. В докладе утверждалось, что философия есть совокупность всех пропозиций, которые воспринимаются в науке как недоказуемые и базовые.
