Людвиг Витгенштейн - [50]

«Он обладал проницательно критическим умом и при обсуждении медицинских и физиологических проблем показал себя полезным и вдохновляющим коллегой. Он проводил наблюдения респираторно-зависимых колебаний кровяного давления у человека, разработав собственные эксперименты и приспособления. Результаты его работы на данный момент противоречат общепринятым взглядам и представляют значительный интерес»[218].

В Ньюкасле Витгенштейн практически не занимался философией, и этот факт его все больше и больше расстраивал. Он по-прежнему не отказывался от своей главной цели – закончить и опубликовать книгу, над которой работал с момента возвращения к занятиям философией в 1929-м. У книги уже было множество вариантов рукописей и машинописных текстов, но ни один не удовлетворял его. В сентябре 1943-го, закончив очередной машинописный текст, Витгенштейн снова обратился в издательство Cambridge University Press – на этот раз с предложением опубликовать новую книгу вместе с «Трактатом» под названием «Философские исследования логико-философского трактата». Желание издать ее именно в таком виде было связано с тем, что так его новые идеи можно было бы «надлежащим образом осветить, противопоставив старым мыслям», как он и написал в предисловии. В январе 1944-го рукопись приняли, но Витгенштейн опять настолько разочаровался в ней, что вскоре отозвал ее. Кстати, идея опубликовать «Трактат» вместе с «Исследованиями» пришла ему в голову за год до этого: он перечитывал свою раннюю книгу совместно с филологом Николаем Бахтиным, братом знаменитого философа-марксиста Михаила Бахтина. Николай Бахтин происходил из русского дворянского рода и во время революции 1917 года воевал в составе Белой армии, однако в Англии он стал правоверным коммунистом, хотя и православным. Почему Витгенштейн решил перечитать свой «Трактат» вместе с филологом, мы не знаем; возможно, он счел более продуктивным обсуждать свои идеи с нефилософом. Кроме того, Бахтин был жизнелюбцем и любителем эпатажа. Витгенштейну он нравился как раз потому, что они были очень разные. Философ бывал «непривычно доволен и весел в присутствии [Бахтина] и никогда не отпускал его от себя так же легко, как других»[219]. Наверное, между ними было и интеллектуальное сродство. Бахтин яростно выступал против любого единообразия и общих рассуждений – всего, что он называл «тиранией абстрактных идей и догм над жизнью», воплощение которых он видел в философии Платона. Последней он предпочитал аристотелевские множественные отличия, «непрерывные переходы оттенков и качеств», которые вполне соответствовали новой философской ориентации Витгенштейна[220]. Однако утверждать, как это делает Терри Иглтон, что витгенштейновские идеи как-то соотносились с марксистской эстетикой Михаила Бахтина посредством его близкого родового сходства с братом Николаем, значит не замечать тонких, да и не столь уж тонких различий между идеями Витгенштейна и марксистской мыслью[221].

«Как и первобытные люди, мы, скорее всего, скажем: “Все эти предметы, хоть и выглядят по-разному, на самом деле одно и то же”, чем: “Все эти предметы, хоть и выглядят одинаково, на самом деле разные”»[222].

В феврале 1944 года Витгенштейн уехал из Ньюкасла и после короткого посещения Кембриджа отправился к Ризу в Суонси, где он уже бывал летом 1942 и 1943 годов и куда приедет еще несколько раз в течение ближайших лет[223]. Риз, преподававший в Суонси философию, был одним из его любимых учеников, а теперь стал еще и одним из ближайших друзей. Жена Риза была психоаналитиком-юнгианкой, так что Витгенштейн оказался в хорошей компании и провел в Суонси почти полгода. Именно здесь он перестал работать над философией математики – темой, которая привела его в философию и потом заставила вернуться к ней: он неустанно занимался философией математики с 1929 года; примерно половина рукописей, созданных с 1929 по 1944 год, была посвящена ей. Теперь его заинтересовала философия психологии (или философия сознания, как сказали бы сегодня), и именно из-за этого сдвига в интересах в окончательной рукописи «Философских исследований» не было философии математики, но зато было полно философии психологии[224].

В Суонси Витгенштейн интенсивно работал над своей книгой и читал лекции в университете; он подружился с несколькими местными жителями, осознав, что с ними ладит лучше, чем с англичанами[225]. «Погода ни к черту, но мне нравится, что я не в Кембридже… Здесь гораздо чаще хочется улыбаться, например идя по улице, при виде детей и т. п.»[226] Он квартировал у нескольких местных жителей и, в частности, у одного методистского проповедника, которого однажды задел замечанием, что все многочисленные книги в его доме куплены не для чтения, а чтобы произвести впечатление на паству. Когда проповедник спросил, верит ли тот в Бога, Витгенштейн ответил: «Да, верю, но разница между тем, во что верю я, и тем, во что – вы, вероятно, бесконечна»[227]. Еще один эпизод произошел с одной из дочерей его соседей, с которой он подружился. Витгенштейн следил за ее успеваемостью в школе. Однажды девочка пришла домой в слезах. Услышав, что она получила незачет, Витгенштейн ответил: «Черт с ними! Разберемся!» – и в гневе отправился в школу поговорить с учителем, которому сказал: «Я потрясен, что вы поставили ей незачет; могу со всей ответственностью сказать, что она должна была получить зачет». И действительно: учитель проверил бумаги и обнаружил, что в них закралась ошибка