Людвиг Витгенштейн - [46]
Тем не менее он написал родне и предложил приехать в Вену. Он также стал раздумывать о том, как бы поменять гражданство, и написал Пьеро Сраффе в Кембридж, прося совета. Сраффа ответил: «В Вену ехать нельзя», потому что потом из страны будет уже не выехать. К счастью, Витгенштейн прислушался к этому совету. Через несколько дней он решил отказаться от австрийского гражданства, смирившись с тем, что отныне будет иммигрантом. «Но меня мучила мысль, что я бросаю свой народ на произвол судьбы»[200]. По совету Сраффы он сначала попытался устроиться на работу в университет и обратился за поддержкой к Кейнсу:
«Мысль о том, чтобы получить британское гражданство, приходила мне в голову и раньше, но я всегда отбрасывал ее по той причине, что не хотел становиться липовым англичанином (думаю, Вы понимаете, что я имею в виду). Теперь же ситуация полностью изменилась. Теперь я должен выбирать из двух гражданств, одно из которых лишает меня всего, а второе по меньшей мере даст возможность работать в стране, где я так или иначе провел большую часть своей взрослой жизни, обрел лучших друзей и сделал все самое лучшее по работе»[201].
Благодаря помощи Кейнса Витгенштейна приняли в университет преподавателем. После этого он подал заявление на получение гражданства, которое ему предоставили год спустя, в июне 1939-го. Положение его родни, однако, было весьма тревожным. Поскольку с точки зрения нацистов «арийцем» был только один из прародителей Витгенштейна, Людвиг и его братья и сестры считались евреями. Первоначальные попытки родственников доказать, что «арийцем» был как минимум еще один из их прародителей, успехом не увенчались. В итоге Пауль Витгенштейн уехал из Австрии и обосновался в Нью-Йорке. Маргарете к тому моменту уже жила с мужем в Америке. Только Эрмина и Хелена отказались уезжать из родной страны, а потом стало поздно. С помощью Маргарете они раздобыли фальшивые югославские паспорта, чтобы перебраться в Швейцарию, но всех троих сестер вскоре арестовали, и они несколько дней просидели в тюрьме. К счастью, на суде с них сняли обвинения. Однако опасность по-настоящему исчезла, только когда Витгенштейны заключили финансовую сделку с нацистами. Как евреи, они были вынуждены отписать бо́льшую часть своих активов в пользу Рейхсбанка. Но поскольку основная часть семейного состояния находилась в американских банках, для доступа к этим деньгам нацистам пришлось вступить с Витгенштейнами в переговоры. В августе 1939-го они завершились. Герман Кристиан Витгенштейн был признан «немцем по крови», благодаря чему все его внуки, в том числе Людвиг с сестрами, становились Mischlinge («полукровками») первой степени. Этот статус терялся, если его обладатель вступал в брак с лицом еврейского происхождения, но вскоре для них сделали исключение даже из этого правила. В обмен на это Витгенштейны передали нацистскому государству умопомрачительное количество золота – 1,7 тонны, что на тот момент составляло не менее 2 % золотого запаса Австрии. Людвиг, который в это время очень переживал за своих родных, вступил в переговоры сразу после получения британского паспорта: он ездил в Берлин, Вену и даже в Нью-Йорк, чтобы помочь осуществить сделку. Конечно, можно задуматься и о ее этической стороне. Гигантское состояние было подарено нацистской машине, которая вскоре уничтожит миллионы человеческих жизней, и только ради того, чтобы удовлетворить «извращенное желание двух женщин остаться в Австрии». Как мог Витгенштейн, учитывая его неприятие неэтичных компромиссов, оправдать такую сделку? Но ведь это неприятие компромиссов касалось в основном лишь его собственной жизни. Здесь речь шла о других людях, действия которых он контролировать не мог. Он принял участие в переговорах на сравнительно позднем этапе, когда сестры уже решили остаться в Австрии и пойти на компромисс с нацистами. Он не возражал против их решения, в отличие от брата Пауля (чья позиция привела к серьезному напряжению в семье), но основная ответственность за эту сделку лежала все же на сестрах. Более того, несмотря на тоталитарный характер гитлеровского режима в 1930-е годы, войны и Холокоста еще не было. А даже если бы они уже случились, кто бы поступил иначе в аналогичной ситуации? Кто не заплатил бы любые деньги, чтобы спасти своих близких? Сделка с нацистами, конечно, была сопряжена с моральной дилеммой, но альтернативой был сущий ад.
