Людвиг Витгенштейн - [42]

Единственные значимые события в его жизни за эти годы – поездки в Советский Союз в 1935-м и в Норвегию в 1936-м. И ту и другую можно рассматривать как попытки сбежать подальше от кембриджской науки. Более того, Советский Союз его очень манил, потому что предполагал побег от западной цивилизации, которую он считал обреченной и упаднической. Витгенштейн прочитал текст Кейнса A Short View of Russia («Краткий очерк о России»). В нем Кейнс очень критически отзывался об экономической системе советского государства, но одновременно восхищался тем, как коммунистам удалось изобрести свою квазирелигию. Именно это, возможно, и привлекло Витгенштейна в кейнсовском тексте – перспектива радикально новой жизни, религиозного обновления на толстовских условиях. Ход мыслей Витгенштейна, однако, здесь не до конца ясен. Ибо, как отмечал Рэй Монк, Советский Союз 1930-х годов был не идиллическим краем Толстого, а молохом сталинских пятилеток[175]. Может быть, на Витгенштейна как-то повлияло то, что происходило вокруг? Ведь в начале 1930-х Кембридж охватило настоящее коммунистическое безумие. Здесь действовали не только те самые «Апостолы», ставшие местом притяжения и вербовочным пунктом марксистов, но также Кембриджская коммунистическая партия и Кембриджская коммунистическая ячейка. Еще был искусствовед Энтони Блант и студент Ким Филби, которые впоследствии составили Кембриджскую пятерку – ядро печально знаменитой шпионской сети. Уильям У. Бартли III бездоказательно утверждал, что чуть ли не сам Витгенштейн и завербовал этих шпионов. Ну и, конечно, среди друзей философа было несколько марксистов: Пьеро Сраффа, Николай Бахтин, Фаня Паскаль, Джордж Томпсон. Однако вряд ли на такого бескомпромиссного человека, как Витгенштейн, мог повлиять круг людей, столь одержимых определенной идеологией.

Как бы сочувственно Витгенштейн ни относился к коммунизму, его симпатия, видимо, не была идеологической. Томпсону – классицисту и члену Коммунистической партии – он как-то заявил: «Я коммунист, – и тут же добавил: – В душе». При этом с философом Фаней Паскаль, переселившейся с Украины в Британию, он говорил о марксистской идеологии столь уничижительно, что однажды даже вывел ее из терпения. Видимо, его отвращение к любым догмам влияло на отношение Витгенштейна не только к религии, но и к политике, и марксизм не мог быть исключением. Подтверждает это следующий эпизод с Фаней Паскаль:

«Меня только что избрали в Кембриджский комитет друзей Советского Союза, и я уже сообщила эту новость двум из них. Витгенштейн твердо сказал мне, что политическая работа – худшее из всех возможных занятий для меня, которое мне сильно навредит. “Следует лишь быть добрым к другим. Ничего более. Просто быть добрым”»[176].

Более того, марксистская доктрина социальной инженерии совершенно не вписывалась в мировоззрение Витгенштейна. Как он писал в 1930 году в предисловии к планировавшейся книге Philosophical Remarks («Философские заметки»), дух современной цивилизации, «выражением которого являются промышленность, архитектура, музыка, дух современного фашизма и социализма, глубоко чужд и неприятен автору»[177]. Интересно, что в этом высказывании Витгенштейн поставил социализм рядом с фашизмом – почти как какой-нибудь консервативный мыслитель вроде Мартина Хайдеггера, который примерно в то же время рассматривал коммунизм, фашизм и даже демократию как проистекающие из одного и того же источника, а именно из «универсального правила воли к власти»[178]. Сам Хайдеггер в силу каких-то своих перверсивных соображений вступил в ряды нацистской партии. Поскольку членство в какой-либо партии и следование идеологии Витгенштейн для себя совершенно исключал, единственное объяснение его интереса к Советскому Союзу можно найти в его романтической жажде новой жизни, сочетавшейся у него с политической наивностью и полным неведением, что именно происходит в СССР[179].

В общем, в начале 1930-х Витгенштейн всерьез думал о том, чтобы навсегда переехать в Россию, в идеале – вместе с Френсисом, и там вместе пойти учиться на врачей или работать простыми чернорабочими. Для этого он даже начал учить русский язык (благодаря чему смог читать Достоевского в оригинале). Получив от Кейнса контакты советских чиновников и ученых, Витгенштейн в сентябре 1935 года наконец отправился «на разведку» в советскую Россию. Об этом путешествии мы знаем немного. Он пробыл в Союзе две недели, был в Ленинграде и Москве, познакомился со многими людьми, в частности с учеными и философами-марксистами. Они, видимо неправильно истолковав цель его приезда, стали предлагать ему научные должности, в одном случае – должность профессора в Казанском университете (где в 1844 году учился его кумир Толстой!), но никак не простую работу, которую он искал для себя и для Френсиса. Когда он представился московскому философу Софье Яновской, та воскликнула: «Что? Не тот ли это великий Витгенштейн?» Некоторое время после возвращения из России Витгенштейн подумывал о том, чтобы принять поступившие предложения научных должностей. Тем не менее энтузиазма по отношению к Советскому Союзу он уже не испытывал. Почему, точно неизвестно: о своих впечатлениях он почти ничего не рассказывал – видимо, чтобы его имя не использовали в антисоветской пропаганде. Вероятнее всего, советская действительность просто развеяла его иллюзии, учитывая, что теперь он сравнивал жизнь советского человека с жизнью рядового в армии