Людвиг Витгенштейн - [33]
«Зачем изучать философию, если благодаря ей вы лишь с какой-то внешней благопристойностью рассуждаете о маловразумительных вопросах логики и т. д., не совершенствуете свои суждения о важных вопросах повседневности и остаетесь не более сознательным, чем любой… журналист»[134].
Точно таким же образом в 1931 году можно было раскритиковать и самого Витгенштейна за его высказывания о евреях. Монк выдвинул одно возможное объяснение: на протяжении всей жизни Витгенштейн постоянно сомневался в себе как с философской, так и с нравственной точки зрения и, оказавшись на короткое время под чарами Респингер, стал высказывать сомнения в себе самом на языке антисемитизма[135]. Это звучит правдоподобно и даже сочувственно по отношению к человеку, который ставил независимость своих суждений превыше всего остального. Интересно, что даже после 1931 года Витгенштейн относился к своим еврейским корням довольно двусмысленно, несмотря на загадочное высказывание, в 1949-м Морису Друри, что его мышление «на сто процентов иудейское». При этом в 1936 году он, по признанию близких друзей и родни, внушил многим людям, что еврейской крови в нем лишь четверть. Вот и доказательство, что Витгенштейн не только считал себя евреем, но и относился к еврейству вообще как к чему-то постыдному, что необходимо скрывать. Ведь он вырос в яростно антисемитском городе – люгеровской Вене, и было бы странно считать, что этот факт никак не повлиял на его представление о самом себе. Приведем лишь один пример: когда юный Людвиг хотел пойти заниматься в один венский гимнастический зал, в который брали только «арийцев», он решительно намеревался скрыть свое еврейское происхождение, лишь бы его взяли, но в итоге его отговорил брат Пауль[136]. Чтобы снять этот вопрос, приведем следующее высказывание Давида Штерна:
«Нет никаких сомнений, что Витгенштейн был по происхождению еврей, но столь же очевидно, что он не соблюдал никаких еврейских обычаев или традиций. Однако евреем он себя считал лишь в силу антисемитских предрассудков своего времени. Было бы прекрасно, если бы он смог выпутаться из этих предрассудков, но он этого не сделал»[137].
Глава 6. Возвращение в Кембридж и к философии: 1929–1939
В годы, проведенные в «глуши», Витгенштейн совсем не занимался философией, хотя и поддерживал контакты с Расселом и Рамсеем. Поскольку Витгенштейн считал, что решил все проблемы философии, после завершения «Трактата» он искал лишь свое место в жизни. Но в этом он не преуспел. Витгенштейн был прирожденным философом, и отказ от философии не мог продолжаться вечно. Другие проблемы могли временно брать верх, но каждый раз философия вновь возникала перед ним как некая потребность его души. «Одного лишь искусства… в качестве основы для нормальной жизни ему было мало, хотя оно и являлось неотъемлемой частью этой основы»[138]. Если заменить «искусство» «философией», это высказывание Макса Брода о Кафке вполне подошло бы и для Витгенштейна. В отличие, например, от Рембо, который создал все свои поэтические произведения, будучи еще молодым человеком, а потом довольствовался обычной жизнью без каких-либо литературных амбиций, отношения Витгенштейна с философией больше напоминают движение кометы: однажды привлеченная Солнцем, она подошла к нему и засияла, но потом исчезла из вида, чтобы вернуться вновь, на этот раз сверкая еще ярче.
За годы затворничества «яйцо», которое Витгенштейн отложил своим «Трактатом», стало привлекать все больше и больше внимания как в Австрии, так и за границей. Приезд к нему Рамсея в 1923 году стал следствием огромного интереса, который книга вызвала в Кембридже. Австрийские философы тоже очень хотели познакомиться с автором загадочной книги. Один из них – Мориц Шлик, который начиная с 1924 года возглавлял группу ученых, в основном философов, а также математиков, логиков и физиков, ставшую впоследствии известной как Венский кружок. Среди наиболее видных участников кружка были Рудольф Карнап, Отто Нейрат, Ганс Рейхенбах, Герберт Фейгль, Курт Гёдель и Фридрих Вайсман. После прихода к власти нацистов некоторые из них эмигрировали в США и оказали значительное влияние на формирование аналитической философии в этой стране. С самого начала их объединяло строго научное мировоззрение. Они преклонялись перед естествознанием, которое воплощала в себе современная физика; для них это был единственный способ приобретения знаний о мире и содействия социальному прогрессу. Они отвергали религию и метафизические системы традиционной философии как ненаучные и иррациональные. Будучи логическими эмпиристами (или логическими позитивистами), они считали, что все знания можно свести к чувственному опыту и дать им точную формулировку посредством логического анализа. Они восхищались «Логико-философским трактатом», так как, на их взгляд, в нем впервые была сформулирована программа строго научного метода в философии. В своем манифесте 1929 года («Научное понимание мира: Венский кружок») они восславили Эйнштейна, Рассела и Витгенштейна как главных представителей научного мировоззрения. Члены Венского кружка, видимо, не до конца сознавали либо решили проигнорировать тот факт, что автор «Трактата» совершенно не разделял их мировоззрение. Витгенштейн, как и они, считал, что утверждения традиционной метафизики бессмысленны, но не потому, что не существует метафизических истин, а скорее потому, что такие истины нельзя выразить словами. По его представлениям, все, что можно сказать, можно сказать четко, а об остальном лучше промолчать. По их представлениям, все, что можно сказать, можно сказать четко, а всего остального просто нет. Более того, Витгенштейн не разделял их веры в социальный прогресс посредством науки. На самом деле его взгляды на этот вопрос были диаметрально противоположны представлениям членов Венского кружка и ближе к пессимизму Освальда Шпенглера, выраженному в «Закате Европы», – Витгенштейн взахлеб прочел эту книгу в 1930 году. В том же году он написал пространное предисловие к задуманной им книге «Философские заметки», где заявил:
Логические трактаты Боэция - характернейший пример рафинированной схоластической логики и силлогистики раннего европейского средневековья. Авторитет Боэция как логика был в Средние века чрезвычайно велик: его имя называли вторым после Аристотеля.
Занятно и поучительно прослеживать причудливые пути формирования идей, особенно если последние тебе самому небезразличны. Обнаруживая, что “авантажные” идеи складываются из подхваченных фраз, из предвзятой критики и ответной запальчивости — чуть ли не из сцепления недоразумений, — приближаешься к правильному восприятию вещей. Подобный “генеалогический” опыт полезен еще и тем, что позволяет сообразовать собственную трактовку интересующего предмета с его пониманием, развитым первопроходцами и бытующим в кругу признанных специалистов.
Из предисловия:Необходимость в книге, в которой давалось бы систематическое изложение исторического материализма, давно назрела. Такая книга нужна студентам и преподавателям высших учебных заведении, а также многочисленным кадрам советской интеллигенции, самостоятельно изучающим основы марксистско-ленинской философской науки.Предлагаемая читателю книга, написанная авторским коллективом Института философии Академии наук СССР, представляет собой попытку дать более или менее полное изложение основ исторического материализма.
В условиях сложной геополитической ситуации, в которой сегодня находится Россия, активизация собственного созидательного творчества в самых разных областях становится одной из приоритетных задач страны. Творческая деятельность отдельного гражданина и всего общества может выражаться в выработке национального мировоззрения, в создании оригинальных социально-экономических моделей, в научных открытиях, разработке прорывных технологий, в познании законов природы и общества, в искусстве, в преображении человеком самого себя в соответствии с выбранным идеалом и т.
«Священное ремесло» – книга, составленная из текстов, написанных на протяжении 45 лет. Они посвящены великим мыслителям и поэтам XX столетия, таким как Вячеслав Иванов, Михаил Гершензон, Александр Блок, Семен Франк, Николай Бердяев, Яков Голосовкер, Мартин Хайдеггер и др. Они были отмечены разными призваниями и дарами, но встретившись в пространстве книги, они по воле автора сроднились между собой. Их родство – в секрете дарения себя в мысли, явно или неявно живущей в притяжении Бога. Философские портреты – не сумма литературоведческих экскурсов, но поиск богословия культуры в лицах.
Книга содержит собрание устных наставлений Раманы Махарши (1879–1950) – наиболее почитаемого просветленного Учителя адвайты XX века, – а также поясняющие материалы, взятые из разных источников. Наряду с «Гуру вачака коваи» это собрание устных наставлений – наиболее глубокое и широкое изложение учения Раманы Махарши, записанное его учеником Муруганаром.Сам Муруганар публично признан Раманой Махарши как «упрочившийся в состоянии внутреннего Блаженства», поэтому его изложение без искажений передает суть и все тонкости наставлений великого Учителя.
Эрик Сати (1866–1925) – авангардный композитор, мистик, дадаист, богемный гимнопедист Монмартра, а также легендарный Вельветовый джентльмен, заслуженно является иконой модернизма. Будучи «музыкальным эксцентриком», он переосмыслил композиторское искусство и выявил новые методы художественного выражения. Но, по словам Мэри Э. Дэвис, автора книги, «Сати важен не только для авангарда, но и для фигур, полностью вписанных в музыкальный мейнстрим – например, для Клода Дебюсси и Игоря Стравинского», а его персона давно заняла особое место в музыкальной истории человечества. Настоящая биография не только исследует жизнь композитора, но и изучает феномен «намеренного слияния публичного образа и художественного дара» Сати, а также дает исчерпывающий портрет современной ему эпохи.
Дерек Джармен (1942–1994) известен прежде всего как один из наиболее оригинальных независимых режиссеров Европы, на счету которого дюжина полнометражных фильмов, более двадцати клипов (в том числе снятых для The Smiths и Pet Shop Boys) и три награды «Тедди» — специального приза Берлинского кинофестиваля за картины о сексуальных меньшинствах. Помимо всего прочего, Джармен был художником, писателем, поэтом, дизайнером, садовником, а также влиятельным борцом за права гомосексуалов. Настоящая биография представляет собой подробный анализ жизни и творчества Джармена, дает наиболее полную картину его личности.