Людвиг Витгенштейн - [29]
«Если кто-то скажет мне, что был в аду, у меня не будет права осуждать его, но если он скажет мне, что попал туда по причине своей самодовольной мудрости, тогда мне станет понятно, что он жулик. <…> Книги Рассела следует издавать в двух переплетах: те, что про математическую логику, – в красном, и все студенты-философы должны их читать; те же, что про этику и политику, – в синем, но их чтение надо всем запретить»[110].
Витгенштейн прожил в Пухберге два года, и здесь почти все было как в Траттенбахе, за исключением дружбы с Постлем и Рудольфом Кодером – одаренным пианистом, с которым они музицировали, играя в основном Брамса. Еще одной долгожданной отдушиной стал приезд в сентябре 1923 года Фрэнка Рамсея, его переводчика на английский. Вряд ли можно было бы найти более подходящего собеседника для Витгенштейна. Рамсей был самый способный молодой философ в Кембридже, автор проницательной, хотя и критической рецензии на «Трактат». В Пухберге он пробыл две недели; каждый день Витгенштейн и Рамсей посвящали несколько часов чтению и обсуждению «Трактата». После этих дискуссий Витгенштейн даже внес несколько исправлений в английскую и немецкую версии книги. Рамсей восхищался Витгенштейном. В 1924 году он писал своей матери: «Мы живем в по-настоящему великое время для думающих людей: Эйнштейн, Фрейд и Витгенштейн – все они живы и при этом все находятся в Германии или Австрии – странах, которые являются врагами цивилизации!» С точки зрения Рамсея, учительская карьера Витгенштейна была, как он выразился в письме к Кейнсу, «смехотворной растратой энергии и мозгов». Рамсей с Кейнсом пытались убедить Витгенштейна вернуться в Кембридж и продолжить заниматься философией. Кейнс предложил оплатить ему дорогу, Рамсей навел справки о формальных требованиях для получения Витгенштейном степени доктора философии. Но все без толку.
«Он говорит, что сам больше ничего делать не будет, и не потому, что ему неинтересно, а потому, что ум его больше не гибок. Он говорит, что никто не может заниматься философией более пяти или десяти лет (его книга заняла семь). И он уверен, что Рассел больше не сделает ничего существенного. <…> Он очень беден. <…> У него одна малюсенькая комнатка с побеленными стенами, в ней кровать, небольшой стол и один жесткий стул, больше в комнату ничего просто не поместится. Вчера мы вместе ужинали: на ужин был малоприятный на вкус хлеб, масло и какао»[111].
Контраст между образом жизни Людвига и его родни, к которой Рамсей спустя несколько месяцев съездил в гости, был разительный. В Вене Рамсей собственными глазами увидел невероятное богатство Витгенштейнов; в частности, его пригласили на вечеринку, которую сестра Людвига Маргарете устраивала во дворце Шёнборн. Рамсей также стал свидетелем треволнений его родственников, которые тщетно пытались вернуть блудного сына из его глуши; мало того, Людвиг отказывался от любой помощи, которую ему предлагали родные. Немного интересуясь психоанализом, Рамсей рискнул дать такое объяснение поведению Витгенштейна: «Чудовищно строгое воспитание. Трое братьев покончили с собой – отец заставлял детей много работать: в один момент на восьмерых детей приходилось двадцать шесть частных учителей; мать же ими не интересовалась».
Фрэнк Рамсей – философ и друг Витгенштейна, трагически ушедший из жизни в молодые годы
Хотя Витгенштейн отказался возвращаться в Кембридж, приезд Рамсея освежил его связи с Англией, и в итоге в 1925 году он поехал повидаться со своими английскими друзьями. Тем не менее жить он продолжал в глуши. В сентябре 1924-го он перевелся в начальную школу столь же бедной деревни Оттерталь, которая находилась неподалеку от Траттенбаха. Сегодня Оттерталь, Траттенбах, а также окружной центр Кирхберг стали настоящими местами паломничества. Каждое лето в Кирхберге проходят философские симпозиумы, на которые съезжаются специалисты по Витгенштейну со всего мира. Здесь можно погулять по четко обозначенным маршрутам Витгенштейна, отмеченным цитатами из «Трактата». А если повезет, даже удастся поговорить со старожилом деревни, который еще помнит Витгенштейна. Как бы там ни было, именно здесь в апреле 1926 года учительская карьера Витгенштейна как-то неловко завершилась. Он в очередной раз вышел из себя во время урока и несколько раз ударил одного из мальчишек по голове. Слабый здоровьем ребенок потерял сознание. Витгенштейн в панике вызвал врача и спешно покинул школу. Потом было публичное разбирательство, устроенное, видимо, по его собственной просьбе, но Витгенштейна оправдали – отчасти потому, что он соврал о степени применения телесных наказаний на своих занятиях[112]. Униженный и морально раздавленный, он решил навсегда отказаться от преподавания.
Высказывалось мнение, что, несмотря на столь бесславное завершение, карьера школьного учителя имела огромное значение для развития философских взглядов Витгенштейна. Более того, некоторые исследователи утверждают, что время, когда он работал учителем, оставило след едва ли не на каждой странице его «Философских исследований»[113]. Действительно, в этой книге есть несколько фрагментов, в которых Витгенштейн рассуждает об усвоении языка детьми, но тем не менее подобное утверждение является большим преувеличением. Однако вполне возможно, что учительский опыт сместил его интересы с абстрактного математического подхода к языку, который демонстрировали Фреге и Рассел, на более приземленные, прикладные аспекты языка, обычно возникающие при обучении детей. Пауль Энгельман предполагал, что опыт учительства нашел свое отражение в том, что стиль более поздних сочинений Витгенштейна стал менее таинственным и более непритязательным.
