Людвиг Витгенштейн - [16]

он наткнулся на статью Крауса о Людвиге фон Фикере – писателе и издателе еще одного австрийского литературного журнала – Der Brenner («Форсунка»). В типичном для себя сатирическом ключе Краус писал о Der Brenner: «Факт, что единственный в Австрии честный журнал печатают в Инсбруке, должен быть известен если не в Австрии, то хотя бы в Германии, чей единственный честный литературный журнал тоже печатают в Инсбруке»[57]. Честный или нет, но это был ведущий авангардный журнал, в котором печатались поэты Эльзе Ласкер-Шюлер, Герман Брох и величайший немецкоязычный поэт-экспрессионист Георг Тракль. Краусовского восхищения Фикером оказалось достаточно, чтобы Витгенштейн предложил ему 40–50 тысяч фунтов для распределения между теми людьми искусства, кто особенно нуждался. Фикер поначалу не поверил Витгенштейну, но в ходе переписки убедился, что его намерения искренние. Они договорились, что деньги получат Тракль, Ласкер-Шюлер, художник Оскар Кокошка, архитектор Адольф Лоос, поэты Теодор Дойблер, Теодор Хеккер, Райнер Мария Рильке и еще несколько человек. С творчеством большинства из них Витгенштейн не был знаком. Когда Фикер прислал ему стихи Тракля, он заметил: «Я их не понял, но тон доставил мне удовольствие. Это тон настоящего гения». Интересно, что Витгенштейн чуть не познакомился с Траклем в 1914 году. Находясь в Кракове в рядах австрийской армии, Витгенштейн узнал, что Тракль – тоже австрийский солдат – лежит там в госпитале. Он бросился туда, но, добравшись до госпиталя, узнал, что Тракль три дня назад совершил самоубийство – принял чрезмерную дозу кокаина.

Келья отшельника: дом Витгенштейна в норвежском Шольдене, построенныйперед Первой мировой войной

Витгенштейн знал и ценил ранние произведения Рильке, написанные в неоромантическом стиле конца XIX века, и был растроган его благодарственным письмом:

«Я был [им] одновременно растроган и обрадован. Симпатия достойного человека – поддержка для моей разбалансированной жизни. Я абсолютно недостоин такого прекрасного подарка, который теперь ношу в своем сердце как знак и напоминание об этой симпатии. Если сможете, передайте Рильке мою глубочайшую благодарность и преданность»[58].

Однако великие новаторские произведения Рильке, опубликованные после Первой мировой войны, Витгенштейну не понравятся. Как мы уже говорили, он не любил современное искусство и в том числе литературу. Единственным исключением стала архитектура. Среди бенефициаров его пожертвования Адольф Лоос оказался единственным человеком, искусство которого Витгенштейн по-настоящему ценил, хотя оно было прогрессивным и модернистским. Когда Витгенштейн благодаря посредничеству Фикера в одном из венских кафе познакомился с Лоосом, он сразу вовлек архитектора – противоречивую столичную знаменитость – в оживленную дискуссию о современной архитектуре. Однако глубоких разногласий у них не возникло, наоборот, было много общего, в частности неприятие любого украшательства. Лоос продемонстрировал свой радикальный минимализм, построив напротив императорского дворца так называемый «дом без бровей», вызвавший много споров и названный так потому, что над окнами не было даже сандриков[59]. Для Лооса такое решение было не только стилистическим, но и этическим. Ярый противник ар-нуво, он писал в своем очерке «Орнамент и преступление» (1908), что украшательство аморально и дегенеративно, что оно – ярчайший показатель упадка цивилизации. Орнаментом следует считать то, чем бесполезно украшают полезный предмет, тем самым лишая его сущности; это и есть настоящее «преступление». «Эволюция культуры синонимична устранению орнамента с повседневных предметов»[60]. Такой суровый минимализм соответствовал витгенштейновскому идеалу чистоты – тому качеству, которое так привлекало его еще в сочинениях Вейнингера. Лоос вскоре стал главным авторитетом для Витгенштейна; он же повлияет на собственные архитектурные начинания Витгенштейна, когда в 1920-е годы он будет помогать строить дом для своей сестры Маргарете. Однако после войны Лоос разонравился Витгенштейну, потому что, по его мнению, заразился «опасным и фальшивым интеллектуализмом». Такое поведение – от приязни до неприязни, от интереса до разочарования – было характерной чертой отношений Витгенштейна со многими людьми: если человек переставал соответствовать его этическим или иным стандартам, Витгенштейн просто не мог больше с ним общаться. Он либо принимал человека целиком, либо прекращал дружбу.

Глава 3. В окопах Первой мировой: 1914–1918

28 июля 1914 года Австрия объявила войну Сербии. Витгенштейн был непригоден к военной службе из-за грыжи, но 7 августа все равно записался добровольцем. Спустя два дня он начал работу над самой ранней из сохранившихся рукописей «Трактата», – теперь она фигурирует под номером MS 101 (опубликована в: «Тетради 1914–1916»). В течение всей войны он продолжал заниматься философией. Его метод – и тогда, и позднее – состоял в том, чтобы записывать приходившие в голову мысли в записную книжку в форме отдельных, но тем не менее взаимосвязанных заметок. Иногда это были одно-два предложения, содержавшие высококонцентрированную мысль, траектория которой указывалась, но без приведения подробностей. Витгенштейн напишет не менее пяти рукописей, прежде чем летом 1918 года сочтет книгу законченной. Таким образом, он сочинил весь «Трактат» во время войны, находясь на фронте, иногда в окопах, во время передышек между страшными боями. Военный опыт оставил свой отпечаток и на авторе, и на его книге. Он не повлиял на работу Витгенштейна над основаниями логики и языка, но последние страницы «Трактата» были посвящены этике и мистике – темам, за которые Людвиг взялся во время войны.