Людвиг II: Калейдоскоп отраженного света - [82]

А ведь на основании именно таких и подобных им «показаний» выносился вердикт о невменяемости короля, и именно они стали «первоисточниками» для последующих биографов Людвига II. Ведь противоположных данных было крайне мало или же им просто не находилось места на страницах светской хроники. Доступ же к официальным документам частично закрыт до сих пор. При этом весьма показателен тот факт, что материалы уже упоминаемого нами частного архива Дома Виттельсбахов, относящиеся к Людвигу II (Geheimes Hausarchiv, Kabinettsakten Ludwig II), выдаются исключительно по разрешению главы Дома и исключительно выборочно: доступны те, что подтверждают официальную версию — сумасшествие, самоубийство и т. д., в частности «отчеты» и письма тех же Хессельшверта и Майра. Но большая часть документов — под замком.

Что в них? Неизвестно. Такая выборочность как раз и дает в первую очередь основу для сомнений; право, было бы логичнее вообще никого не допускать в архив, мотивируя отказ «охраной частной собственности».

То, что архив Дома Виттельсбахов, можно сказать, засекречен, в принципе понятно. И причина тому — вовсе не трепетное отношение к «тайне частной жизни больного монарха». По этой логике необходимо было бы скрывать как раз те документы, которые находятся в открытом доступе! Вряд ли в архивах содержится что-либо более компрометирующее Людвига, чем та грязь, что была выплеснута на него в то время, когда его объявляли сумасшедшим. Но правительству Луитпольда необходима была видимость легитимности, а любой факт, противоречащий официальной версии событий, наносил бы этой легитимности непоправимый ущерб. Лучше уж неподтвержденные слухи, чем прямые улики, свидетельствующие об узурпации трона. Да и современные Витгельсбахи, являясь потомками именно Луитпольда, до сих пор не стремятся хоть в какой-то степени реабилитировать память несчастного короля: ведь тогда пришлось бы признать, что они сами — наследники узурпатора.

Но вернемся к тогдашним печальным событиям. Итак, правительство Баварии твердо решило возвести на трон своего ставленника принца Луитпольда, не выходя за рамки законности. Для этого, не опускаясь до убийства, оно посчитало наиболее оптимальным признать короля недееспособным, что давало возможность автоматически отдать власть регенту. Нужно было подготовить почву для окончательного вердикта, чтобы избежать народных волнений. И для этого был запущен упомянутый выше механизм политической клеветы. На основании «свидетельств» Хессельшверта и Майра был составлен первый «обвинительный акт», согласно которому Людвиг II объявлялся недееспособным.

Весьма показательным является тот факт, что королевский лейб-медик Макс Йозеф Шляйс фон Лёвенфельд (Schleiß von Löwenfeld; 1809–1897), весьма уважаемый и авторитетный специалист, автор многих трудов по медицине, знавший короля с детства и служивший еще при дворе его деда и отца, не признавал наличия у Людвига II психического заболевания даже в самый момент его отстранения от власти. 10 июня 1886 года он телеграфировал в мюнхенскую газету Allgemeine Zeitung: «Поправка: существование тяжких страданий, которые Его Величеству Людвигу II постоянно препятствуют осуществлять управление, вовсе не неоспоримо (курсив наш. — М. З.)»^{153}. Шляйс фон Лёвенфельд отказался подписать медицинское заключение, на основании которого короля признали недееспособным. Другой врач, не менее известный в медицинских кругах Франц Ксавьер фон Гитль (Gietl; 1803–1888), также отказался ставить свою подпись под позорным актом.

Более того, достаточно внимательно рассмотреть фотографии короля тех лет, сделанные его придворным фотографом Йозефом Альбертом, чтобы убедиться: на этих портретах нет ни тени душевной болезни, которая часто накладывает на внешний облик больного неизгладимый отпечаток (кстати, напомним, что внешность принца Отто кардинально изменилась после 1872 года).

Но врагам короля нужно было действовать, и действовать быстро! После отказа Лёвенфельда и Гитля правительственные круги обратились к тогдашнему светилу психиатрии Бернхарду Алоизу фон Гуддену…

Настало время поближе познакомиться с главным обвинителем по «делу Людвига», впоследствии разделившим с ним судьбу. Известный немецкий психиатр, анатом и физиолог уже несколько десятилетий являлся непререкаемым авторитетом в своей области. С 1869 года он возглавлял кафедру психиатрии в Цюрихском университете, а в 1872 году, переехав в Мюнхен, стал главой Баварского института психиатрии. Научная деятельность Гуддена, помимо психиатрии, касалась области анатомии и физиологии головного мозга. К моменту описываемых событий он опубликовал много серьезных научных работ, успешно сочетал теорию с практикой и был ведущим психиатром Германии.

Остается открытым вопрос: что же заставило такого уважаемого и авторитетного ученого поступиться своим добрым именем и оказаться участником столь сомнительного предприятия? Ведь будучи практикующим и опытным врачом, Гудден, как никто, должен был знать, что диагноз не может быть поставлен заочно. Врач обязан лично наблюдать и неоднократно беседовать с пациентом и лишь на основании этих контактов делать окончательные выводы. В данном случае мы имеем дело с вопиющим нарушением одного из основных законов медицины: Гудден вынес свой вердикт, основываясь только на словах третьих лиц, не утруждая себя проверкой подлинности фактов. Причем вынес его еще до объявления ультиматума Людвигу II о немедленном возвращении в Мюнхен. Известно, что Лутц и Краффт фон Крайльсхайм еще 23 марта 1886 года встретились с Гудденом и заручились его согласием признать короля душевнобольным.