Людвиг II: Калейдоскоп отраженного света - [22]
Волею случая из произведений Вагнера Людвиг впервые услышал именно «Лоэнгрина». С «лебединым рыцарем» он ассоциировал себя с детства, и это событие оставило в юной душе кронпринца такой неизгладимый след, что, пожалуй, день знакомства с «Лоэнгрином» действительно можно считать «днем рождения» того Людвига, каким он станет впоследствии. А 22 декабря 1861 года кронпринц присутствовал на спектакле «Тангейзер», после чего гений Вагнера уже окончательно и навсегда завоевал его сердце.
Что же касается родства душ, то А. Медведев и Т. Новиков[38] точно подметили: «И композитор, и король сознавали бесплодность своих усилий быть понятыми современниками, они творили для вечности (здесь и далее курсив наш. — М. З.). Вагнер много размышлял о трагедии артиста в современном мире. Для него юный король явился живым воплощением легендарного Лоэнгрина. И сам Людвиг II чувствовал, что он, подобно пришельцу из мифа, осужден на исчезновение, если не встретит непогрешимой веры в абсолютную красоту, которая одна только может возвысить до его чувств прозу окружающей жизни. Увы! В этом мире такой веры нет. Познавшие высшую любовь, посвященные служению красоте обречены до конца дней сохранять самый высокий вид эгоизма — сознание своей избранности. Мир грубо мстит идеалистам, опровергающим своей жизнью стойкое убеждение, будто есть только одно божество, достойное изваянья и молитв, — золотой телец. Только родственные души, способные понять, почувствовать, поверить, что есть миры, где существует то, чего не может быть в мире низменной жизни, — только они способны оказать поддержку друг другу и дать надежду»>{38}.
Ведь и для Вагнера, измученного нападками критиков и вечно нуждающегося в материальных средствах, был необходим человек, который понял бы его искусство и поклонялся бы ему беззаветно, словно божеству. Насколько Людвигу был необходим Вагнер, настолько и Вагнеру был необходим Людвиг. Позволим себе лишь в одном не согласиться с авторами процитированного выше высказывания: в начале дружбы короля и композитора объединяла вера — у одного, еще незамутненная жизненными разочарованиями, у другого — сперва утраченная, но вновь обретенная — в то, что их усилия не пройдут даром, что победа Высокого искусства возможна и даже близка.
Живший в мире собственных грез, с детства воображавший себя шванриттером — «лебединым рыцарем»[39], предпочитавший одиночество любому самому блестящему обществу король тем не менее искал в реальной жизни того, кто мог бы поддержать и понять его натуру, кого мы сейчас назвали бы духовным учителем или гуру. Сам по себе поиск поддержки такого рода, безусловно, говорит о слабости или же глубоком отчаянии. Это — неосознанное желание найти защиту, стремление опереться на сильное плечо или столь же неосознанное бегство от одиночества, им же самим поднятого на пьедестал в реальной жизни: «И всё же я такой не один».
Сначала поиски родственной души привели Людвига к Елизавете Австрийской[40]. Ее упорно называют кузиной Людвига, но их родственные связи намного сложнее. Дед Елизаветы по материнской линии Максимилиан I (1756–1825) был женат дважды. От брака с Вильгельминой Гессен-Дармштадтской (1765–1796) у него родились пятеро детей, в том числе Людвиг, дед нашего героя. Вторая супруга Каролина Баденская (1776–1841) произвела на свет шестерых детей, в том числе Людовику (1808–1892), мать Елизаветы. Итак, дед Людвига II и мать Елизаветы Австрийской — единокровные брат и сестра. Таким образом, Елизавета Австрийская приходилась Людвигу II двоюродной теткой.
Может показаться странным, что в книге, посвященной Людвигу II, не уделено много внимания Елизавете Австрийской — на первый взгляд одной из наиболее значимых фигур в его жизни. Всё дело в том, что она была для Людвига таким же фантомом, как, к примеру, Лоэнгрин, с той лишь разницей, что король встречался с ней в реальной жизни, а не в своих мечтах. За идеальным образом, созданным в его воображении, он не видел живую женщину, не замечал ее недостатков, вознося свою «Галатею» чуть ли не до небесной святости. Мечтательной натуре Людвига вообще было свойственно принимать желаемое за действительное. Он видел в Елизавете воплощение Идеальной Женщины, но никак не объект для любовных переживаний.
Тем не менее многие биографы баварского короля и художники, обращающиеся к истории его жизни (в частности, уже упоминаемый нами Лукино Висконти), упорно считают их отношения любовными: Людвиг якобы полюбил свою прекрасную двоюродную тетушку, которая была восемью годами его старше; та была бы рада ответить ему взаимностью, но жизненные обстоятельства — Сиси вышла замуж за австрийского императора — сделали союз влюбленных невозможным, и эту трагедию каждый из них переживал всю последующую жизнь, так и не обретя счастья.
Но на самом деле всё было далеко не так просто.
Для начала сразу отбросим саму возможность существования любовного треугольника Людвиг II — Сиси — Франц Иосиф. Во-первых, императрица действительно очень любила своего двоюродного племянника, но как мать или старшая сестра, чувственности в ее отношении не было. Во-вторых, в год замужества Елизаветы Людвигу исполнилось лишь девять лет. Ее брак с австрийским императором никак не мог нанести племяннику, еще ребенку, серьезную сердечную рану. Некоторые источники вообще считают, что Людвиг и Елизавета познакомились в 1864 году. Однако эта дата вызывает большие сомнения; гораздо более правдоподобной является версия, что Елизавета была наперсницей детских игр Людвига. Стало быть, если принять версию о любви Людвига к тетке всерьез, то придется признать, что, повзрослев, он воспылал страстью к давно замужней женщине. Если бы речь шла о ком-то другом, то в данном обстоятельстве не было бы ничего невозможного. Но только не по отношению к Людвигу! Его набожность временами доходила до экзальтации. Он просто не мог позволить себе преступить Божьи заповеди (в свое время мы вернемся к этому вопросу). Таким образом, можно сделать вывод, что и со стороны Людвига II любовь к Елизавете также носила исключительно духовный, но никак не плотский характер: сначала мальчик любил в ней «прекрасную фею из сказки», затем юноша увидел в дальней родственнице единственную близкую душу.
