Людовик XIV и его век. Часть вторая - [14]

— Охотно, — сказал хозяин одной из лодок, — но нет никакой нужды плыть до них. Если вашему высочеству будет угодно дать нам приказ, мы пустим в ход все средства, чтобы выломать те ворота, что ближе всего отсюда.

В ответ принцесса стала горстями бросать лодочникам деньги и торопить их с исполнением этого замысла.

Затем, чтобы воодушевить их своим присутствием, она, побив ноги о камни и расцарапав руки о терновник, поднялась на небольшой пригорок, откуда все могли ее видеть; те, кто окружал принцессу, стали разъяснять ей, что она подвергает себя слишком большой опасности, и делали все от них зависящее, чтобы заставить ее спуститься вниз, но она велела всем замолчать.

Вначале мадемуазель де Монпансье не хотела посылать в помощь лодочникам, выламывавшим ворота Брюле, никого из своих людей, чтобы иметь возможность отречься от этой затеи в случае ее провала. Лишь один солдат легкой конницы его высочества, родом из Орлеана, попросивший у принцессы позволения поучаствовать в этом деле, добился от нее согласия, сказав, что, поскольку он знаком в Орлеане со всеми, может оказаться полезно, если его увидят среди тех, кто ломает ворота; однако вскоре ей сообщили, что работа продвигается успешно. И тогда она немедленно послала туда одного из унтер-офицеров, находившихся при ней, и одного из своих конюших, а затем сама спустилась вслед за ними вниз, чтобы увидеть, как обстоит дело. Но так как набережная была прерывистой и между тем местом, где находилась мадемуазель де Монпансье, и воротами Брюле была заводь, где река подступала прямо к крепостной стене, лодочники подогнали две лодки, послужившие принцессе мостом, а поскольку противоположный берег оказался для нее чересчур крутым, во вторую лодку поставили приставную лестницу, по которой девушка поднялась с немалым трудом, ибо одна из перекладин лестницы была сломана; но принцесса должна была во что бы то ни стало достичь цели, представлявшейся ей столь важной. Мадемуазель де Монпансье взобралась на берег и, оказавшись там, тотчас же приказала своим телохранителям вернуться к карете, желая доказать городским чинам Орлеана, что она вступает в их город, исполненная доверия, ибо вступает туда, не сопровождаемая ни одним вооруженным солдатом.

Едва принцесса подошла к воротам, ее присутствие, как она и предвидела, усилило рвение лодочников, изо всех сил ломавших ворота снаружи, в то время как горожане делали то же самое изнутри. Что же касается стражников, охранявших ворота, то они, стоя с оружием в руках, оставались простыми зрителями этого разрушения, не помогая ему, но и не препятствуя.

Наконец, две доски из середины ворот вывалились; расширить пролом оказалось невозможно, так как ворота были укреплены двумя толстыми железными брусьями.

Тотчас же, действуя по приказу принцессы, какой-то лакей подхватил ее, поднял на руках и просунул в пролом; как только ее голова показалась с другой стороны, раздался барабанный бой, и стоявший возле пролома капитан подтянул принцессу к себе. Встав на ноги и протянув ему руку, она промолвила:

— Сегодняшний день, господин капитан, не прошел для вас бесполезно, и вам теперь будет очень приятно иметь возможность похваляться, что вы помогли мне вступить в город.

В ту же минуту снова послышались крики: «Да здравствует король! Да здравствуют принцы! Долой Мазарини!»; два человека подхватили принцессу, усадили ее в деревянное кресло и понесли к ратуше, где все еще обсуждался вопрос, кому отворить ворота — ей или королю. Все бросились навстречу ей, и, поскольку смелые поступки всегда производят огромное впечатление на толпу, народ восторгался мужеством принцессы и теснился за ее спиной, пытаясь дотронуться до нее и поцеловать край ее платья.

Когда ее пронесли так шагов пятьсот или шестьсот, эти изъявления восторга ей надоели и она заявила, что умеет ходить сама и желает воспользоваться собственными ногами. В ответ на ее требование кортеж остановился. Дамы ее свиты воспользовались этой остановкой и окружили принцессу. Тем временем с барабанным боем подошла городская рота и встала во главе кортежа, чтобы со всеми возможными почестями препроводить мадемуазель де Монпансье во дворец, где обычно останавливался герцог Орлеанский. На середине дороги ее встретил губернатор. Он пребывал в сильном смущении, понимая, что посланные им засахаренные фрукты были весьма посредственным доказательством его преданности. Позади губернатора шли городские чины, смущенные не менее его; запинаясь, они начали произносить приветственную речь, но принцесса, понимая, что ей следует ободрить их, прервала эту речь и сказала:

— Господа! Вы, вне всякого сомнения, весьма удивлены, узнав, каким образом я вступила в город; дело в том, что по натуре я чрезвычайно нетерпелива, поэтому мне наскучило дожидаться у Баньерских ворот, я стала прогуливаться вокруг крепостной стены, увидела ворота Брюле открытыми и вошла в город; вы должны быть весьма довольны, что я приняла такое решение, ибо оно избавляет вас от любых упреков со стороны короля за происшедшее; что же касается будущего, то я все беру на себя. Когда особы моего ранга находятся в каком-нибудь месте, они отвечают там за все, а здесь это справедливо с тем бо́льшим основанием, что ваш город принадлежит герцогу Орлеанскому, моему отцу!