Люди земли Русской. Статьи о русской истории - [193]

«Было названо “прогрессом” то, что на практике было совершеннейшей реакцией, – например, реформы Петра, и было названо “реакцией” то, что гарантировало нам реальный прогресс – например, монархия. Была “научно” установлена полная несовместимость “монархии” с “самоуправлением”, “абсолютизма” с “политической активностью масс”, “самодержавия” со “свободою” религии, с демократией и прочее, и прочее – до бесконечности полных собраний сочинений. Говоря несколько схематично, русскую научно почитывавшую публику науськивали на “врагов народа” – которые на практике были его единственными друзьями, и волокли на приветственные манифестации по адресу друзей, которые оказались работниками ВЧК – ОГПУ – НКВД. А также и работниками Гестапо».

«…Русская интеллигенция традиционно “оторванная от народа”, предлагает этому народу программы, совершенно оторванные от всякой русской действительности – и прошлой и настоящей. Эта же интеллигенция дала нам картину и прошлого и настоящего России, совершенно оторванную от всякой реальности русской жизни – и оптимистической и пессимистической реальности…»

По мере роста интеллигенции, все кто вступал в ее ряды, от гимназиста до профессора, были ослеплены ложным прогрессом и ложным либерализмом.

Постепенно возникла и утвердилась особая интеллигентская мораль. Сущность ее ядовито, но верно изложил А. Ренников в своей статье – «Неразрешимый вопрос»[239].

«Все это убожество европейской интеллигенции невольно напоминает нам, русским, нашу былую студенческую молодежь, тоже вечно кричавшую о свободе для себя и для “своих”, и с презрением и ненавистью относящуюся к свободе инакомыслящих.

Когда наши студенты кидали в головы городовых и казаков бутылки, камни, палки – это была свобода.

Когда же городовые в ответ разгоняли их, а казаки слегка пришлепывали нагайками, – это было насилие.

Когда студенты устраивали в аудитории химические обструкции – это была свобода. Когда же противники забастовок в ответ начинали их выкидывать из аудиторий – это было насилие.

Точно так же мыслило и о свободе наше студенчество и во всех остальных случаях. Убит бомбой градоначальник – это акт высокой морали. А повесить убийцу градоначальника – акт глубочайшего падения нравственности.

Ранить из подворотни городового – проявление свободного творчества. Получить за это ссылку в Сибирь – чудовищное проявление произвола…»

Русская интеллигенция в силу своего фанатизма никогда не умела различать, во что надо веровать и что нельзя принимать на веру.

Именно этого русская радикальная интеллигенция никогда не умела. Ей с самого Вольтера все казалось, что в религии вера неуместна, а верить надо в радикальные политические лозунги. «Просвещенный» человек не может принимать всерьез Евангелие, Учение Христа и традицию Церкви, если он это делает, то он или «чудак», которому можно дать снисхождение, или «корыстный лицемер», которого надо осмеять и разоблачить.

«Наша страна»,

Буэнос-Айрес, 10 июля 1954 г.,

№ 234, с. 5–6.

VIII

Проф. Б. Ширяев, на которого ссылается В. Рудинский, неправ, когда в книге «Светильники Земли Русской» зачисляет Сергия Радонежского и его сподвижников в разряд русских интеллигентов Средних веков: Сергий Радонежский и все его сподвижники не интеллигенты, а образованные русские люди.

Все замечательные русские люди, оставившие положительный след в истории русского государства, и в русской культуре, не могут быть зачислены в разряд интеллигентов потому, что они не имели тоталитарного, целостного мировоззрения.

Пушкин, Гоголь, Достоевский, Лесков, Тургенев, Чехов, Менделеев,

Павлов и все другие замечательные деятели русской культуры, разве им свойственна тоталитарность, предвзятость и утопичность мышления Радищева, Пестеля, Белинского, Добролюбова, Писарева, Чернышевского или тенденциозность творчества Успенского, Салтыкова-Щедрина, Некрасова?

Пушкин не является русским интеллигентом. Пушкин – тип русского человека, каким он мог бы быть. Тип русского человека, каким он должен быть, когда изживет психологические черты большевизма, этого прямого следствия тоталитарного утопического миросозерцания русской интеллигенции. Когда появится новый тип образованного русского человека, такого же гармонического и душевно здорового, как Пушкин.

Еще Лавров в своих «Исторических письмах» утверждал: «Профессора и академики, сами по себе, как таковые, не имели и не имеют ни малейшего права причислять себя к интеллигенции».

Отмечая тоталитарность миросозерцания В. Белинского, Н. Бердяев пишет: «Белинский, как типичный русский интеллигент, во все периоды стремился к тоталитарному миросозерцанию… Он был нетерпим и исключителен, как все увлеченные идеей русские интеллигенты, и делил мир на два лагеря».

А именно по тоталитарному миросозерцанию, по мнению Н. Бердяева, «можно даже определить принадлежность к интеллигенции. Многие замечательные ученые специалисты, как, например, Лобачевский или Менделеев, не могут быть в точном смысле причислены к интеллигенции, как и наоборот, многие, ничем не ознаменовавшие себя в интеллектуальном труде, к интеллигенции принадлежат».

Золотые слова! Я хочу только уточнить мысль Бердяева и поставить точку над И.