Люди земли Русской. Статьи о русской истории - [194]

Развивая свою мысль, что интеллигенция вовсе не является образованным классом, который творит национальную культуру, Г. Федотов пишет:

«Прежде всего ясно, что интеллигенция – категория не профессиональная. Это не “люди умственного труда” (intellectuels), иначе была бы непонятна ненависть к ней, непонятно и ее высокое самосознание. Приходится исключить из интеллигенции всю огромную массу учителей, телеграфистов, ветеринаров (хотя они с гордостью притязают на это имя) и даже профессоров (которые, пожалуй, на него не притязают). Сознание интеллигенции ощущает себя почти, как некий орден, хотя и не знающий внешних форм, но имеющий свой неписанный кодекс чести, нравственности, свое призвание, свои обеты. Нечто вроде средневекового рыцарства, тоже не сводимого к классовой, феодально-военной труппе, хотя и связанного с ней, как интеллигенция с классом работников умственного труда…»

* * *

«…Что же, быть может, интеллигенция избранный цвет работников умственного труда?» – спрашивает Федотов.

«…Людей мысли по преимуществу? И история русской интеллигенции есть история русской мысли, без различия направленной? Но где же в ней имена Феофана Затворника, Победоносцева, Козлова, Федорова, Каткова, – беру наудачу несколько имен в разных областях мысли».

Конечно, никого из перечисленных Федотовым в состав интеллигенции зачислить нельзя. Не зачислили их до Федотова, не зачисляет и он.

«Идея включить Феофана Затворника в историю русской интеллигенции никому не приходила в голову по своей чудовищности. А между тем влияние этого писателя на народную жизнь было, несомненно, более сильным и глубоким, чем любого из кумиров русской интеллигенции.

Попробуем сузиться. Может быть, епископ Феофан, Катков, не принадлежат к интеллигенции, как писателя “реакционные”, а интеллигенцию следует определять, как идейный штаб русской революции? Враги, по крайней мере, единодушно это утверждают, за это ее и ненавидят, потому и считают возможным ее уничтожение – не мысли же русской вообще, в самом деле? Да и сама интеллигенция в массе своей была готова смотреть на себя именно таким образом».

Да, именно суть в том, что орден русской интеллигенции всегда был и до сих пор в лице большевизма является идейным штабом революции против основ русской духовной культуры и русской государственности.

Тут уместно вспомнить замечание Н. Бердяева, что «Достоевский сделался врагом революции и революционеров из любви к свободе, он увидел в духе революционного социализма отрицание свободы и личности. Что в революции свобода перерождается в рабство. Его ужаснула перспектива превращения общества в муравейник…»

IX

Русская революция, логическим завершением которой является большевизм, подготавливалась десятки лет. Революционеры, по словам Достоевского, ничего не понимали в России. Это были фанатики и доктринеры, люди сильной воли, но слабого одностороннего ума. Наиболее умные и образованные из них, как Герцен, как Л. Тихомиров, как Достоевский обычно быстро понимали убожество и ложность революционных идей, отходили в сторону и становились непоколебимыми врагами революции, как и Пушкин, как и все творцы великой русской культуры, в которой мыслители революции типа Белинского, Чернышевского, Писарева, Добролюбова как-никак представляли собою все же задворки русской мысли. Все выдающиеся деятели русской культуры (есть только несколько редких исключений), Пушкин, Гоголь, Аксаков, Киреевский, Достоевский, Менделеев и абсолютно все писатели, поэты, ученые, музыканты и художники первого ранга были противниками европейских политических и социальных идей.

То же самое, что Г. Федотов, пишет М. Алданов в предисловии, написанном им к книге Осоргина «Письма о незначительном».

«Почти все классические русские писатели, композиторы, художники, за одним (или, может быть, двумя) исключениями, ни в политике, ни в своем общем понимании мира, ни в личной жизни “максимализма” не проявляли.

Крылов, Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Грибоедов, Гоголь, Тургенев, Гончаров, Писемский, Чехов, Мусоргский, Бородин, Чайковский, Рубинштейн, Брюллов, Суриков, Репин, Врубель, Лобачевский, Чебышев, Менделеев, Павлов, Мечников, Ключевский, Соловьевы (называю только умерших), были в политике самые умеренные люди, либо консерваторы, либо либералы, без всяких признаков “бескрайности”. Достоевского должно считать исключением в жизни, можно – с оговорками – считать исключением в философии и уже никак нельзя – в политике: автор “Дневника писателя” был все-таки “умеренный консерватор”. Толстой поздних лет, Толстой “Воскресения” и философских работ, конечно, был исключением».

И это – не случайное мнение. Это – твердый, установившийся взгляд М. Алданова. В своей последней книге «Ульмская ночь» он пишет о Достоевском:

«…но какие бескрайности вы можете приписывать ему вне романов? В политике он был умеренный консерватор; в “Дневнике писателя” вы, пожалуй, не найдете ни одной политической мысли, которую не мог бы высказать рядовой консервативный публицист.

Недаром печатался Достоевский в “Гражданине”, – князь Мещерский не возражал против его статей, хотя, вероятно, кое-что считал недостаточно консервативным.