Люди земли Русской. Статьи о русской истории - [105]
Зато в трамвае нескучно. В 5 час. 30 мин. утра, когда только что вышедший из парка вагон набивается человеческим месивом, начинается перебранка между озлобленными постоянным полуголодом, невыспавшимися людьми.
– Куда прете? Не видите, что я сам схожу?
– У тебя на заду этого не написано!
– Граждане, будьте культурны, пропустите беременную!
– Алименты с дурака огребает, да еще без очереди прет!
– За такие выражения и в милицию можно!.. Хулиган!
– Твой хахаль – хулиган! С него ищи!
Злоба, звериная злоба, клокочущая в сердцах, зажатых безысходностью принудиловки и нищеты, ищет выхода. Виновники ссоры уже сошли, но сторонники одной и другого продолжают перебранку. Выходят и эти, но брань подхватывают вновь вошедшие, и так до ночи… Злоба, звериная злоба измученных, измызганных, задерганных, задушенных…
– Скучно! Ох, скучно! Только разве вот в очереди поругаешься, тухлый пар из души выйдет!
Это не гротеск и не шарж, это фраза, которую часто, очень часто приходится слышать в «самой свободной стране».
Трамвай № 6 идет по воспетому многими поэтами пути. Вот строгий фронтон б. Английского клуба. Знакомые еще Пушкину «львы на воротах» пока целы и спокойно дремлют на своих постаментах, но «московские львы», блиставшие в стенах клуба, хранившие традиции Чаадаева, Вяземского, Карамзина и Аксакова, неповторимой, специфически московской, барственно гуманистической культуры, раскиданы по миру, истреблены Лубянкой или загнаны в трущобы наползшими в Белокаменную спецами и москвачами…
Направо – Яр.
Теперь уже не звенит. Исчезли из памяти москвичей Пиши и Стеши. Рассеялись и затерялись целые цыганские династии Паниных, Каринских, Поляковых… Яр – еще одна могила былой московской культуры. Кто из русских поэтов не заплатил своей дани московским яровским цыганам? Пушкин, Боратынский, Апухтин, Аполлон Григорьев, Полонский брали у них и давали им. Лев Толстой на склоне своей безмерно богатой и богатырски прожитой жизни с любовью и юношеским пылом отдал им целое действие в «Живом трупе».
Опустошенный Яр становился то складом, то киностудией…[142] Его «сестра» – Стрельна погибла еще в 1918 г.: ее замечательный зимний сад был выморожен, и долго из разбитого купола стеклянной крыши торчала немым укором вершина гордой стройной пальмы.
В Петровском дворце – академия воздушного флота. Вертлявая девица, отстукивая на машинке очередную рапортицу о расходе бензина и смазки, кокетливо поясняет сдающим ей свои контрольные карточки бортмеханикам:
– Вы ко мне должны с уважением относиться, товарищи: вот на этом самом месте, где я сижу, Наполеон ночевал!
Восьмисотлетие старушки-Москвы было пышно отпраздновано. Засевшие в Кремле москвачи всемирно провозгласили себя хранителями московско-российской культуры, ее сокровищ, реликвий и памятников. Но, как во всем, у большевиков «лев» оказался «собакой».
Почти единственными в Москве памятниками гражданского (не церковного) зодчества XVII в. были Крутицкое Патриаршее подворье и крыльцо, прилепившееся к Китайгородской стене против Синодальной типографии. Деревянной в тот век была Москва – выгорела. Оба эти памятника срыты[143]. Сломана «на случай чего» и Китайгородская, ничему и никому не мешавшая стена.
Великий Петр хоть и недолюбливал кондовой, противившейся его бурным новшествам Москвы, а все же украшал ее по новому, привезенному из дальних «прелестных» стран образцу – в модном тогда стиле барокко. Но непомерна и самобытна была тогда творческая мощь Руси: западные образцы претворились в ней в особое, неповторимое «московское барокко». Не много их было. Главные – красно-белая церковь Успения на Покровке да сходная с ней по стилю Сухарева башня, с высоты которой российский Фауст, астролог и математик, генерал и алхимик гр. Брюс некогда высматривал скрытые в звездных узорах судьбы России и Европы. Позже в том же стиле были поставлены в конце Мясницкой Красные ворота. Все это теперь уничтожено.
В 1812 г московский «пожар способствовал ей много к украшению». Возник легкий и изящный как лунная ночь, «русский ампир». Немногие остатки его: дом кн. Гагариных на Новинском, дом Найденовых на Земляном валу ветшают и уродуются, переданные в руки безграмотных, невежественных управителей. Дом Гагарина уже уничтожен. Сносятся или просто заваливаются современники Пушкина – дворянские особняки Пречистенки[144], Остоженки, Арбата… Снесена и построенная в том же стиле церковь на Никитской, где венчался Пушкин[145]. Единицы, даже не десятки, остались от «сорока сороков» храмов московских. Трудно установить даже приблизительную цифру стоимости истребленных сокровищ восьмисотлетней московской культуры. Чего стоит лишь роспись и единственный в мире внешний скульптурный фриз храма Христа Спасителя! Эту твердыню русской веры, воздвигнутую на заложенном на девять сажен вглубь гранитном фундаменте не брала кощунственная кирка громил. Взрывали динамитом, но и при его помощи трудились над выполнением дьявольского плана более двух лет. Теперь там пустырь, обнесенный дощатым забором. «Дворец советов», который предполагается построить на месте разрушенного храма, с гигантским истуканом Ленина наверху, так и остался в проекте. А сколько крика о нем было. Сколько народных средств разбазарили!
Борис Николаевич Ширяев (1889-1959) родился в Москве в семье родовитого помещика. Во время первой мировой войны ушел на фронт кавалерийским офицером. В 1918 году возвращается в Москву и предпринимает попытку пробраться в Добровольческую армию, но был задержан и приговорен к смертной казни. За несколько часов до расстрела бежал. В 1920 году – новый арест, Бутырка. Смертный приговор заменили 10 годами Соловецкого концлагеря. Затем вновь были ссылки, аресты. Все годы жизни по возможности Ширяев занимался журналистикой, писал стихи, прозу.
Рассказы о жизни послевоенной эмиграции в Европе и воспоминания. Несмотря на заглавие сборника, которое может показаться странным, Ширяев не выступает как националист.Орфография автора.
Автобиографическая повесть по мотивам воспоминаний автора о жизни на оккупированном фашистами Кавказе.
Издается новый расширенный сборник итальянских эссе самого известного писателя «второй волны» эмиграции, прославленного книгой-свидетельством о Соловецком лагере «Неугасимая лампада», написанной им в Италии в лагерях для перемещенных лиц, «Ди-Пи». Италия не стала для Б. Н. Ширяева надежным убежищем, но не могла не вдохновить чуткого, просвещенного и ироничного литератора. Особый для него интерес представляло русское церковное зарубежье, в том числе уникальный очаг православия – храм-памятник в Бари.
В феврале 1945 года Ширяев был откомандирован в Северную Италию для основания там нового русского печатного органа. После окончания войны весной 1945 года Борис Ширяев остался в Италии и оказался в лагере для перемещённых лиц (Капуя), жизни в котором посвящена книга «Ди-Пи в Италии», вышедшая на русском языке в Буэнос-Айресе в 1952 году. «Ди Пи» происходит от аббревиатуры DPs, Displaced persons (с англ. перемещенные лица) — так окрестили на Западе после Второй мировой войны миллионы беженцев, пытавшихся, порой безуспешно, найти там убежище от сталинских карательных органов.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Эссе. Опубликовано: Игорь МАРКОВ (Игорь Росоховатский). Е-существа против людей? Газ. «Зеркало недели» (Киев) от 21.11.1998.
В рамках журналистского расследования разбираемся, что произошло с Алексеем Навальным в Сибири 20–22 августа 2020 года. Потому что там началась его 18-дневная кома, там ответы на все вопросы. В книге по часам расписана хроника спасения пациента А. А. Навального в омской больнице. Назван настоящий диагноз. Приведена формула вещества, найденного на теле пациента. Проанализирован политический диагноз отравления. Представлены свидетельства лечащих врачей о том, что к концу вторых суток лечения Навальный подавал признаки выхода из комы, но ему не дали прийти в сознание в России, вывезли в Германию, где его продержали еще больше двух недель в состоянии искусственной комы.
Как в разных городах и странах отмечают День Победы? И какую роль в этом празднике играют советские военные памятники? В книге на эти вопросы отвечают исследователи, проводившие 9 мая 2013 г. наблюдения и интервью одновременно в разных точках постсоветского пространства и за его пределами — от Сортавалы до Софии и от Грозного до Берлина. Исследование зафиксировало традиции празднования 9 мая на момент, предшествующий Крымскому кризису и конфликту на юго-востоке Украины. Оригинальные статьи дополнены постскриптумами от авторов, в которых они рассказывают о том, как ситуация изменилась спустя семь лет.
Автор, около 40 лет проработавший собственным корреспондентом центральных газет — «Комсомольской правды», «Советской России», — в публицистических очерках раскрывает роль журналистов, прессы в перестройке общественного мнения и экономики.