Люди в бою - [95]

Новости о положении в Европе Норт привез неутешительные. Гитлер стянул к чешской и французской границам полтора миллиона солдат, якобы для «маневров», а вероятнее — для нападения на Чехословакию, в случае если так называемые демократии будут и впредь бездействовать. Правда, на этой неделе Рузвельт и Хэлл в своих речах выступали против фашистской агрессии, призывая к созданию единого демократического фронта сопротивления, но когда же кончатся разговоры, что в них толку? В отличие от законного правительства Испании Франко отвергает план Комитета по невмешательству и наотрез отказывается вывести из страны иностранных наемников; и, что еще хуже, он заявляет, будто пойдет на это, только если ему взамен предоставят права воюющей стороны. Луч надежды блеснул бы, если бы Конгресс Британских тредъ-юнионов (он должен вскоре состояться) добился единства, сколотил оппозицию и скинул правительство Чемберлена, что, впрочем, кажется нам маловероятным. Советский Союз, по словам Джо, не будет предпринимать никаких действий, если Франция не придет на помощь Чехословакии, но пока что, судя по всему, Франция все еще тащится в хвосте у Великобритании.

Мало того, в самой Испании, по-видимому, существует немногочисленная, но влиятельная группировка, стоящая за соглашение с фашизмом. В правительстве Негрина разразился кризис: два министра голосовали против новых декретов о централизации военной промышленности и милитаризации портов. В одно прекрасное утро жители Барселоны, проснувшись, увидели, что улицы города запружены войсками, в небе кружат самолеты, а перед президентским дворцом выстроились двадцать пять броневиков. А на другой день, в знак того, насколько он уверен в своей власти, неподражаемый доктор Негрин отбыл в Цюрих на международную конференцию физиологов! Правда, один из новых министров стоит за соглашение, но все основные партии и рабочие организации, за исключением баскских и каталонских националистов, одобряют новую политику, и по обыкновению трудно сказать что-либо определенное о позиции анархистов, а также — окружения президента Асаньи.

Вечером бойцы, по-прежнему измученные, по-прежнему подавленные, вскинув винтовки на плечи, бредут обратно на вершину укреплять позиции, которые продолжают удерживать англичане. Ночь они проводят, возводя заново брустверы, разбитые за день.

— Оставайся здесь, да держи ухо востро, — говорит Арчи. — Наши не знают, но в три часа ночи ожидается массированный удар. Фашисты подтянули не то пять, не то шесть дивизий.

— А не надо, чтобы наши об этом знали?

— Начнется — и так узнают, а не начнется, тогда и знать ни к чему.

Забиваюсь в свою могильную яму и, навернув на себя все одеяла, какие есть под рукой, лежу, прислушиваясь; но в ночи все тихо, и незадолго до рассвета я засыпаю. Ночь за ночью бойцы возвращаются восстанавливать укрепления, а в дневное время мы стараемся получше оборудовать наши укрытия, так как изредка сюда залетают шальные снаряды и ложатся совсем рядом, а наверху день-деньской реют черные крылья фашистских самолетов. Целыми днями со стороны Корберы или Пинеля доносится непрерывный грохот бомбежек, и небо все время подернуто темной пеленой дыма и пыли. Из бригады о моем новом назначении ничего не слышно; дует свирепый ветер, и стужа пробирает до костей; все поголовно страдают поносом. Впрочем, больные животы не мешают нам очистить банку варенья и жестянку бельгийского масла, которые привез из Барселоны Харолд Смит. Едва только стала подживать его рана, как он вернулся; но его отослали назад.

Вернулся из госпиталя в Ла-Сабиносе и Сэм Спиллер.

— Я виделся с Аароном, — рассказывает он. — Он потерял один глаз, есть опасность, что потеряет и другой. Велел передать, чтобы ты написал его девушке — был, дескать, ранен, но все обойдется, а Вулфу с Гейтсом скажи, пусть подумают, как ему помочь. Хочет выбраться из Испании, поехать куда-нибудь, где ему могут спасти второй глаз. Он за него боится.

Мы встречаемся с Вулфом и Гейтсом, рассказываем, что знаем, а они связываются с Галло[161] из Comisariado Интербригад в Барселоне, чтобы он принял меры и помог доставить Аарона к специалисту-глазнику. Они достают экземпляр «Книги XV бригады» и просят, чтобы каждый из его друзей расписался на ней, добавив несколько слов, которые бы его развеселили. Вулф пишет: «Аарону, славному парню, с которым не страшно попасть в любой переплет». Я пишу: «От самого скверного адъютанта, какого тебе суждено иметь», другие пишут: «Удачи тебе!» или «Мягкой посадки!», и мы отсылаем книгу к нему в госпиталь: мы знаем, что это доставит ему удовольствие.

Днем стоит адская жара, ночью — подмораживает, а Дику Рушьяно, похоже, и вправду приснилось, что он спит со своей милашкой. В сумерках нам с превеликим трудом привозят еду, ее раздают в темноте; мы съедаем все до крошки. Дни идут; вот уже девять суток, как мы в Пандольских горах: пять — в боях на вершине, четыре — в резерве. Предстоит ли нам снова идти на смену англичанам или и правда внизу уже на подходе свежая дивизия? Где нам дадут отдохнуть — отведут ли нас назад через Эбро, на настоящий отдых, или запихнут в какую-нибудь дыру, не защищенную от артиллерии и самолетов? В первые дни наступления батальону объявили благодарность, а теперь дивизия объявляет благодарность уже самой бригаде за «героическое сопротивление» на высоте 666. Это признание заслуг нас как-то не слишком радует на фоне упорных слухов, что противник готовит наступление, а значит, нас могут свободно послать на передовую. Первыми начнут они — а мы ответим. Похоже, они приняли решение прорвать нашу оборону именно в этой точке, и не ошиблись в выборе. Они сосредоточили здесь великое множество живой силы и техники (живая сила — итальянского производства, техника — итальянского и немецкого), и мы только смеемся над их листовками, где говорится: