Люди Огненного Кольца - [43]

Шрифт
Интервал

— Я узнал помер комнаты у портье, — захохотал Гальверсон. — Ты думал, я не способен разыскать потерявшегося друга?

Они смотрели друг на друга и знали, что оставаться вот так вдвоем им нельзя: будут ложь, грубость. Не сознательная ложь, не осознанная грубость, а те, идущие из положения, которых нельзя избежать, а потому низкие ложь и грубость.

— Входи, — негромко сказал Ильев. — Я все равно спешу, а Ирина сейчас появится. Ты ведь ее искал?

Не оборачиваясь, он пошел по коридору, высчитывая, сколько времени нужно Ирине на то, чтобы вытереться, накинуть халат, открыть дверь… Не успеет, решил он. И она действительно не успела — лифт опустил Ильева в душный мирис, а потом надо было пройти мимо ресторана «Лотос», подняться на седьмой этаж «Марицы»… Но когда Ильев курил, мучая себя одной мыслью — почему он все же ушел? — телефон затрещал и издалека, теперь уже действительно издалека, он услышал знакомый голос:

— Саша, почему ты ушел?

Он не ответил. Он не мог говорить с ней, зная, что там же, в ее комнате, сидит ничего не понимающий Гальверсон, проверяющий, правда ли художники похожи, на нормальных людей… И обрадовался, когда в трубке щелкнуло и раздался чужой, незнакомый голос:

— Алло, кой е?

И другой незнакомый голос защебетал:

— Здравей, Кольо! Защо не идваш? Започвам да се безпокоя…

Ильев положил трубку. Где рубашки? Надо переодеться… Ага, эта цветная годится… Он переодевался и смотрел в зеркало. Все ждал, что его хмурое отражение сейчас подмигнет ему. Но отражение ему не подмигнуло, и он почему-то вспомнил, как на Эбеко их лагерь смяло камнепадом. Даже тушенку в банках побило, но гитара Гальверсона осталась цела. «Паразит! — сказал тогда Гальверсону Гусев. — Все вокруг рушится, а твоим манаткам хоть бы что!..»

Почему он сейчас об этом вспомнил? Даже на этот, такой простой вопрос Ильев не смог отыскать ответа…

Глава четвертая. СЕНТЯБРЬ, СЕМНАДЦАТОЕ

1.

— Странно, Сашка. Какой-то ты худой стал. Валяешься на пляже, ничего не делаешь, а ребра так и растут! — Эля засмеялась. — Как плетенка из прутьев! Бери пример с Гальверсона — каждый день в Несебор мотается, а щеки, как яблоки! Людка говорит, что он весь номер кусками барельефов и ракушками завалил. А ты и не делаешь ничего, а все равно, как рабочий вол, век тебя не выкормишь.

Смотреть на Элю было приятно. Она похорошела. И слушать ее было приятно. Она давно не говорила так миролюбиво и просто.

— Ну поцелуй меня, — попросила она. — И пообещай свозить в Несебор. Ладно?

— Обещаю.

— А мы с Людкой ходили на базар «Феникс». Там продают очень красивые камни. — Брови ее поползли вверх, и она засмеялась. — Я, наверное, выгляжу глупо, но, Сашка, почему-то мне очень хорошо. И то, что ты никуда не ездишь, а со мной на пляже лежишь, — хорошо. И то, что солнца и персиков много, — хорошо. Посмотри, что я купила… — она протянула ему тонкую книжку в черном переплете. — Пейо Яворов, болгарский поэт. Мне хочется узнать, как звучат стихи по-болгарски, прочитай, пожалуйста.

— Аз всичко съкруших, — послушно прочел Ильев, — я все сокрушил… до сетнята мечта в сърцето… И всичко угасих, до сетнята звезда в небето… и все погасил, до самой последней звезды в небе… Аз всичко съкруших, но ето всичко оживява вдън твоите очи, — и там живее в глъбинете… я все сокрушил, но это все оживает на дне твоих очей и живет в их глубинах… Аз всичко угасих, но ето всичко засиява от бликнали лъчи, на твоя поглед от лъчите…

Он, как четки, перебирал слова, и Эле стихи понравились. И так много было за окном зелени, и так густо и нежно струился снизу хубава мирис, и такие белые плыли облака, что боль в сердце, тупая, глупая, нехорошая боль, рожденная неуверенностью и слабостью, начала исчезать, стихать, рассеиваться, и он, отбросив книгу, потянулся к Эле и обнял ее. Ей-то что от его чувств было? И она ему сказала:

— Пожалуйста, будь со мной, как сейчас, — всегда…

2.

И эти дни правда были хорошие.

Глава пятая. СЕНТЯБРЬ, ДВАДЦАТОЕ

1.

Но и в Болгарию заглянула осень. Пляжи пустели. Туристы стаями разлетались по своим заграницам, делая последние снимки — белые облака над красными крышами… Чистильщики все реже выезжали на пляжи, и на рассвете они лежали пустынные, а море набрасывало на них водоросли, листовки, маленьких возмущенных крабов, медуз. Вода остывала на глазах, все чаще болтались на шестах черные вымпелы — вестники волнения.

Ильев, Эля и Люда лежали на песке.

— Вие може би знаете, — прочитала Люда с листка, выброшенного морем, — колко вкусна, колко пикантна готова хра са те?.. Саша, речь идет о рыбе?

— Почему о рыбе?

— Ну тут же кругом вода!

— Логично! Читай дальше.

— Когато нямата и наймалка възможност да приготовите обяд или вечеря, от магазините за хранителни стоки да купите пържено маринован сафрид…

— О! — восхитилась Эля.

— …консерви от миди в собстве или доматен сос…

— О!

— …консерви от мерлуза, сафрид, скумбрия в специален сос.

— О! — жалобно выдохнула Эля. — Я хочу есть. Только не в бирарии! — Глаза у нее были такие жалобные, что Ильев рассмеялся. Но Люда заметно загрустила: купаться она не могла, а Гальверсон исчез.

— Опять в Несебор уехал?


Еще от автора Геннадий Мартович Прашкевич
На государевой службе

Середина XVII века. Царь московский Алексей Михайлович все силы кладет на укрепление расшатанного смутой государства, но не забывает и о будущем. Сибирский край необъятен просторами и неисчислим богатствами. Отряд за отрядом уходят в его глубины на поиски новых "прибыльных земель". Вот и Якуцкий острог поднялся над великой Леной-рекой, а отважные первопроходцы уже добрались до Большой собачьей, - юкагиров и чюхчей под царскую руку уговаривают. А загадочный край не устает удивлять своими тайнами, легендами и открытиями..


Костры миров

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Герберт Уэллс

Герберт Уэллс — несомненный патриарх мировой научной фантастики. Острый независимый мыслитель, блистательный футуролог, невероятно разносторонний человек, эмоциональный, честолюбивый, пылающий… Он умер давным-давно, а его тексты взахлёб, с сумасшедшим восторгом читали после его кончины несколько поколений и еще, надо полагать, будут читать. Он нарисовал завораживающе сильные образы. Он породил океан последователей и продолжателей. Его сюжеты до сих пор — источник вдохновения для кинематографистов!


Школа гениев

Захватывающая детективно-фантастическая повесть двух писателей Сибири. Цитата Норберта Винера: «Час уже пробил, и выбор между злом и добром у нашего порога» на первой страничке, интригует читателя.Отдел СИ, старшим инспектором которого являлся Янг, занимался выявлением нелегальных каналов сбыта наркотиков и особо опасных лекарств внутри страны. Как правило, самые знаменитые города интересовали Янга прежде всего именно с этой, весьма специфической точки зрения; он искренне считал, что Бэрдокк известней Парижа.


Итака - закрытый город

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пятый сон Веры Павловны

Боевик с экономическим уклоном – быстрый, с резкими сменами места действия, от Индии до русской провинции, написанный энергичным языком.


Рекомендуем почитать
Такие пироги

«Появление первой синички означало, что в Москве глубокая осень, Алексею Александровичу пора в привычную дорогу. Алексей Александрович отправляется в свою юность, в отчий дом, где честно прожили свой век несколько поколений Кашиных».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нет проблем?

…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.