Люди и боги. Избранные произведения - [64]

В ту пору Генех познакомился с Двойрой.

Глава шестая Первое свидание

Знакомство Генеха и Двойры произошло в прекрасный субботний день после обеда в фруктовом саду у Итл. Это была чудесная суббота, суббота в месяце тамуз[70].

Светило солнце, на деревьях зрели яблоки, груши; крыжовник и смородина уже поспели, сливы еще были зелены, а вишен уже не было. Юноши местечка с книгами под мышкой гуляли по одной аллее, а девушки в выглаженных сатиновых платьицах, с книгами под мышкой гуляли по другой аллее. Возле легкого шалаша под разросшейся грушей эти аллеи пересекались, и всякий раз случалось так, что на этом месте парни и девушки встречались. При первой встрече состоялся только безмолвный обмен взглядами. При второй встрече один из парней засмеялся, девушки ответили пронзительным визгом и быстро пробежали мимо. При третьей встрече один смелый парень бросил девушкам слова: «Красные вишни падают с деревьев», на что смелая девушка бросила в ответ: «Зеленые яблоки — кислятина», При четвертой же встрече заготовщик Лейбуш, который прожил полгода в Лодзи и уже знал, как следует обходиться с девушками, остановил парней и начал «представлять» девушкам тех, с кем они еще не были знакомы.

Генех Липский, со своей стороны, представил заготовщика Лейбуша.

Двойру Злотник представила чулочница Ханеле, уже знакомая с этими юношами.

Двойре было тогда шестнадцать лет. То, что она была швеей, работавшей самостоятельно у себя дома, создавало ей «общественное положение». Старшие девушки дружили с ней. Несмотря на свои шестнадцать лет, Двойреле, с самого детства несшая тяжелый груз на юных плечах, выглядела не старше, чем тогда, когда мы с ней встретились в первый раз. Она стала только выше ростом, но выглядела ребенком, который рано стал все понимать. Напрасно мать пыталась заплести ее дикие курчавые волосы в две косы. Не помогли даже два красных шелковых банта, которые мать вплетала в эти косы. Волосы, которые накануне были помыты в бадье с горячей водой, сегодня растрепались и, как молодая трава, как нежные шелковистые растения, рассыпались по ее лицу, закрывая лоб, глаза. Двойреле движением головы приходилось откидывать их с лица. Она для своего возраста была мала ростом и напоминала ребенка, притворяющегося взрослым…

С тех пор как старший брат стал присылать деньги из Америки, а Мойшеле Бык приносить в дом свои заработки, мать стала наряжать Двойру. «Она ведь девушка», — толковала мать Аншлу. И у Двойреле были нарядные ботинки на ногах и — чудо из чудес — новое нарядное шерстяное платье, сшитое «по последней моде», с высоким подкладышем сзади и гладким лифом.

Впервые в жизни Двойра познакомилась с молодым человеком. Собственно, этих молодых людей она знала давно — кто с кем не знался в этом маленьком местечке! Но впервые в жизни она была «представлена» молодому человеку и не знала, что делать, что сказать. Она стала бледна как мел, в висках у нее стучало, две синие жилки напряглись на шее и проступили сквозь тонкую смуглую кожу, сердце билось так, что его удары можно было расслышать… Потом она покраснела, потом снова побледнела и, наконец вспомнив, что на ней новое субботнее платье, сшитое «по последней моде», понадеялась на свой наряд и успокоилась.

Еще больше, чем она, растерялся Генех Липский. Он, который был таким «деятелем» среди юношей, что они боялись рот раскрыть в его присутствии, — ведь Генех все знал лучше всех, — совершенно терялся в обществе девушек. Он не мог смотреть девушке прямо в лицо, взгляд его устремлялся вниз, и говорил он так, точно «мышкам на ушко тайну поверял». Большерукий, с длинной вытянутой шеей, стоял он, как и она, покрасневший, помертвевший, и глупо улыбался.

Сначала все, и молодые люди и девушки, шли вместе, а заготовщик Лейбл с чулочницей Ханой вели разговор за всех. Понемногу от общества стали отделяться пары, у каждого оказалась своя «симпатия», и молодежь разошлась по разным дорожкам. Остались на месте только Генех и Двойреле — они в «обществе» друг друга оказались в первый раз и еще не знали, как им себя вести.

Долгое время безмолвно ходили они по аллеям, у обоих учащенно бились сердца, оба глядели куда-то в сторону, и оба не знали, о чем заговорить. Дух Двойреле поддерживало ее новое платье, новые башмаки, а дух Генеха — гуттаперчевый воротничок, впервые надетый им ради субботней прогулки в саду…

Проходя мимо яблони, густо покрытой плодами, они нечаянно тряхнули ее, с дерева сорвалось и упало к их ногам румяное спелое яблоко. Генех поднял яблоко, некоторое время держал в руке, словно не зная, как с ним поступить, и вдруг, не выговорив ни слова, подал его Двойреле.

Девушка испугалась — она стеснялась взять яблоко, но и боялась отказаться от него. Чтобы не показаться провинциалкой, она без единого слова взяла яблоко и держала в руке, не зная, что с ним делать.

— Двойра, мне очень хотелось бы встретиться с вами наедине, — сказал Генех, глядя при этом куда-то в сторону.

— Зачем наедине? — спросила Двойреле, не понимая, куда он клонит.

— Мне хотелось бы встретиться с вами отдельно от всех, чтобы никого не было.

Двойреле молчала.